Письма из Лондона - читать онлайн книгу. Автор: Джулиан Барнс cтр.№ 27

В 1980 году в Британии было сорок четыре лабиринта. По нынешним подсчетам — более ста, причем около двадцати из них открылись, пока шел Год Лабиринта. Около трети построенных в последнее десятилетие — работа фирмы, называющейся «Минотавр Дизайн», которой руководит Эдриэн Фишер. Дородный, кипучий сорокачетырехлетний англичанин, Фишер идет навстречу Сигу Лоунгрену с другой стороны радуги. Он живет в большом одноквартирном доме из красного кирпича в Сент-Олбансе [61] , где входную дверь стерегут два пестрых гнома не выше колена, «так что сами-то мы не особенно надуваем щеки насчет садоводческих идей». В передней комнате валяются груды пластиковых покрытий кричащих расцветок — на них кроятся будущие лабиринты. Бывший консультант по вопросам управления в ITT [62] , Фишер построил свой первый лабиринт в саду своего отца. (Материалом послужил остролист, и «если повернуть направо, направо, направо, вы выйдете к середине; если повернете налево, налево, налево, то пройдете полтора круга внутри лабиринта и все равно окажетесь в середине».) Полностью он посвятил себя строительству лабиринтов с 1983 года. С тех пор он конструировал лабиринты-изгороди, лабиринты-тропинки (в том числе архиепископский в Грейз-Корт), водяные лабиринты, лабиринты из тротуаров в центрах городов, битловский лабиринт в Ливерпуле с уходящей под воду Желтой Подводной Лодкой, и даже зеркальный лабиринт в Пещере Вуки в Сомерсете. Обходятся эти штуковины недешево. Стоимость лабиринта может начинаться в пределах цифры в £20–50 000 — пара кирпичных тротуаров для пешеходной зоны, выложенных рисунками Льва и Единорога, встанет в £35 000 каждый — и может дойти до 250 000 фунтов и выше. Фишер также дизайнирует схемы автобусных маршрутов и карты дня посетителей усадеб; это обойдется дешевле.

«Минотавр Дизайн» — единственная лабиринтостроительная фирма в Европе да, наверное, и в мире, Фишер по крайней мере ни о каких других не слышал. На вопрос о том, можно ли записать ему в актив поразительное возрождение Британского лабиринта в последние десять лет, он отвечает: «да, в общем и целом». Дизайн лабиринтов он считает «вполне современным видом искусства» и «новым способом подхода к ландшафту» и обнаруживает привлекательность лабиринта в том, что это «описание жизни» («с тем, что ты выбрал в двадцать лет, приходится разделываться после тридцати»). Он замечает, что, по его мнению, почти в каждом взрослом лабиринты высвобождают дух ребенка, но становится осторожным, чтобы не сказать откровенно уклончивым, когда речь заходит о том, нагружены ли они для него самого неким метафизическим содержанием. «Да как-то сложно сказать, когда детишки вокруг», — наконец сознается он. Ему приятнее говорить о бизнесе и о конструктивной стороне дела. «Мой стиль, — объясняет он, — найти такую рыночную нишу, где нет никого больше, и разрабатывать ее». Он думает о лабиринте как о «маркетинговой машине»; дать имя — это «хорошая маркетинговая стратегия». Все это очень разумно, даже если и лишено мистики. Но так ведь даже и в архиепископском лабиринте, где духовность прет изо всех щелей, лишь немногие посетители, добравшись до армиллярных солнечных часов в центре, начинают размышлять — как по идее должны были бы — о том, что они, хрупкие смертные, очутившиеся в определенном месте в определенное время, пред лицом божественной вечности и бесконечности, умаляются до ничтожных пылинок, ибо… И близко ничего подобного: в тот момент, когда там был я, очередной разгадыватель лабиринтов начал с того, что взглянул на свои «касио», а затем посетовал на то, что солнечные часы не годятся для британского летнего времени.

Фишер признает, что в буме на строительство лабиринтов сейчас присутствует и стремление хапануть побольше. Редко попадется виконт-землевладелец, возжелавший обзавестись энигмой в грабе ради своего собственного частного интеллектуального развлечения; ему попросту нужно открыть свой парк для праздношатающихся толп — а лабиринт придаст ему дополнительную привлекательность: вроде как исторически соответствует и не пошло, все-таки поавантажнее будет, чем поезд призраков. Это сочетается с домашним джемом, питомником фруктовых деревьев и закладками из кожзаменителя с памятными тиснениями. Так некоторые из старейших и самых популярных усадеб страны облабиринтились совсем недавно: Чатсуорт в 1962-м, Лонглит в 1978-м, Хатфилд Хаус в 1980-х; а в Бленеме обзавелись самым большим в мире символическим лабиринтом из живой изгороди в марте этого года. Где именно дизайнер конструирует лабиринт, служащий для поместья дополнительным аттракционом, зависит и от туристической пропускной способности, и от эстетики ландшафта. Лидс Касл в Кенте предлагает туристам (с 1988 года) построенную на разных уровнях феерию с умопомрачительным гротом и подземным выходом-туннелем; Фишер объясняет, что этот лабиринт нарочно поместили на некотором расстоянии от замка, чтобы клиентов можно было «растягивать, как мармайт».

Какой лабиринт можно счесть удачным? По мнению Фишера, тот, который стопроцентно вписывается в окружающий пейзаж, который является приятной головоломкой («"Забава" — вот слово, которое куда-то делось») и который сдизайнирован с фантазией — так, чтобы он брал задушу, — «как на диснеевском аттракционе», и желательно, чтобы все это заканчивалось «пиршеством чувств». Короче говоря, баланс между потраченным временем и усилиями на преодоление коварной конструкции плюс вознаграждение. И поскольку наследники Хэмптон Корт должны апеллировать скорее к турникету, чем к феодальному солипсизму, запас заинтересованности и интеллектуальные способности широких слоев населения следует принимать в расчет. На вопрос, какой лабиринт можно счесть плохим, Фишер указывает на Лонглит (не им построенный), демонстрируя энергичное неодобрение. «В нем нужно ходить полтора часа, и ничего забавного в этом нет. Идешь все время с одной скоростью — и хоть бы что - нибудь забавное. Стыд и срам для всего рынка». Ну, по крайней мере для британского рынка. Может статься, Лонглит нацелился на японских клиентов. В 1980-х в Японии был короткий, но энергичный бум на лабиринты. Усовершенствованные, трехмерные, да еще и сделанные из дерева, они были еще и переносными: структуру можно было изменять хоть каждый день, так что преданных клиентов вновь и вновь ставили в тупик. Внутри требовалось оказаться у нескольких целей, за каждую из которых посетителя или посетительницу награждали штемпелем на входном билете. На то, чтоб пробиться сквозь эти японские лабиринты, уходило много веселых часов — веселье, имеющее некоторое отношение к состязательному азарту.

Фишеровская дизайнерская группа также несет ответственность за один из самых дерзких, самых впечатляющих и самых неоднозначных лабиринтов, построенных в наше время. Кентвелл Холл, что у Лонг Мелфорд в Саффолке, — изысканнейшиая тюдоровская усадьба из сочно-красного кирпича: ее помпезные главные здания образуют три стороны квадрата, тогда как четвертая, незастроенная, выходит на ров и подъездной мост через него. Внутренний двор, ранее мощенный камнем, к тому времени, когда нынешние владельцы взяли на себя заботу о поместье, давно уже исчез под слоями гравия и глины. Было решено не расчищать старинную мостовую — вместо этого новые хозяева предпочли выложить двор кирпичом, в тон основным постройкам. Смело, ничего не скажешь, хотя почему нет. Как объясняет посетителям владелец Патрик Филипс, королевский адвокат, «мы постановили сделать кое-что необычное». Кое-что необычное, как выяснилось, — это огромная мостовая с лабиринтом в форме исполинской розы Тюдоров, 70 футов в ширину, созданная из 25 000 кирпичей, около 17000 из которых пришлось кромсать вручную. Кирпичи четырех цветов — светло-красного, коричневого, оранжевого и светло-желтого-двое рабочих укладывали в течение пяти месяцев. Смонтировать такой лабиринт сейчас будет стоить около £ 120 000. «Мы остановились на тюдоровском мотиве из-за очень тюдоровской атмосферы дома и нашего собственного интереса к этому периоду, — объясняет Филипс. — Еще нам хотелось отметить 500-ю годовщину восшествия Тюдоров на престол. Мы решили сделать лабиринт-головоломку, потому что подумали — получится забавно, и еще это зарифмуется, в современной стилистике, с тюдоровским пристрастием к садам с раздельными клумбами».