Серебряные слитки - читать онлайн книгу. Автор: Линдсей Дэвис cтр.№ 32

Прошел легкий снегопад, никто не был уверен, отправят ли на этой неделе повозки. Небо стало ясным, и показалось, что следует ждать еще больших холодов. Зима по-настоящему вступала в свои права. В последний момент груз все-таки решили отправить, собрав лишь нескольких возниц. Даже начальник каравана был другой. Я оказался на предпоследней повозке. Никто ничего не сказал, но я знал, что это означает.

Мы подъехали к форту. Недовольный центурион с распухшими от болотной лихорадки глазами вышел и проштамповал наш грузовой манифест. Мы тронулись в путь. Было так холодно, что нам даже выдали грубые фетровые плащи с остроконечными капюшонами, а заодно снабдили и рукавицами, чтобы могли держать вожжи. На возвышенностях ветер налетал на людей с низко висящих туч, рвал одежду и был таким холодным, что мы прищуривались и оскаливались и стонали от жалости к самим себе. Темная полоса повозок ползла по пустой дороге. В одном месте оказалась яма, наполненная талым снегом и жидкой грязью. Нам пришлось слезть с повозок и вести мулов под уздцы, потом тянуть их вверх на склон под дикие завывания ветра. Затем мы кружили по серой местности, где тут и там маячили могильные холмы забытых царьков. Потом мы попали в густой туман.

Когда мы остановились для подделки документа, мы все — и надсмотрщики, и рабы оказались в одной упряжке, страдая от нестерпимого холода. У сопровождавшего нас человека возникли проблемы: в доме было слишком темно, а на улице, куда он попытался выйти из дома, слишком ветрено. Мы, казалось, стояли целую вечность, сжимаясь под укрытием тележек. Мы сгибались в три погибели и корчились, пытаясь хоть как-то защититься от ветра. До деревни мы добирались в два раза дольше обычного. Небо стало опасно менять цвета: стало каким-то желтовато-серым. Похоже, ожидался снег.

Наконец мы снова были готовы тронуться в путь. До поворота у границы предстояло проехать две мили. Начальник каравана мне подмигнул. Повозки тронулись в путь. Мулам всегда трудно тронуться с места с такой поклажей, а в этот день, когда дороги пребывали в столь плачевном состоянии, животные справлялись с задачей еще хуже, чем обычно. Животные заскользили в железных подковах по грязи, которая превращалась в лед практически на наших глазах, затем яростно дернулись, заклинило одну ось — она обледенела. Застрявшие задние колеса пошли в сторону, ось затрещала, одно колесо отвалилось, один угол повозки внезапно накренился, мулы завопили и встали на дыбы. Я тоже встал и в следующее мгновение вылетел на дорогу, а мой груз полетел в канаву. Сломанная повозка осела на одну сторону. Один мул так пострадал, что нам пришлось перерезать ему горло, другой вырвался и унесся прочь.

По какой-то непонятной причине все стали винить в случившемся меня.

* * *

О свалившемся грузе долго спорили. Если вести его в Абону, нужно снова менять грузовой манифест, не считая проблем размещения дополнительных слитков на других повозках. Тогда получится по пять. Кроме того, мои слитки были особенными — этот украденный товар предстояло продавать незнакомцам. Это были украденные слитки с серебром. Не для Абоны! Другая повозка, предназначенная для отправки на юг, не сможет отвезти восемь слитков. После долгих споров людей, совершенно не привычных к решению проблем, тем более, стоя в темноте на пронизывающем холоде, было решено оставить мой груз здесь и контрабандным путем доставить его назад в Вебиодум на обратном пути.

Я вызвался остаться с грузом.

* * *

После того как остальные уехали, стало ужасно тихо. Несколько местных хижин использовались скотоводами летом и теперь пустовали. У меня было убежище, но я понимал: если погода еще ухудшится или пройдет сильный снегопад, мои товарищи задержатся. Я могу остаться в этом капкане на долгое время без еды. С гор пришел дождь, причем такой мелкий, что не шел, а прилипал к лицу и одежде, если я выглядывал наружу. Прекращаться он не собирался. Впервые за три месяца я остался совершенно один.

— Привет, Марк! — сказал я, словно приветствовал друга.

Я стоял и думал. Это был как раз момент для побега, но меня оставили здесь одного по одной единственной причине — в середине зимы через горы не пробраться. Любого, кто попытается сбежать, найдут только весной вместе с замерзшими коровами и утонувшими овцами. Я, может, и добрался бы до ущелий, но меня там никто не ждал. И я все еще хотел выяснить, как переправляются слитки.

Дождь прекратился. Стало холоднее. Я решил действовать. Согнувшись в три погибели, я поднимал слитки по одному за раз и шатаясь уносил их подальше от дороги, через канаву. Там я выкопал яму в мокрой земле. Тогда я и обратил внимание, что только на одном из четырех слитков стояло четыре клейма, по которым мы определяли, что в них все еще остается серебро. Трифер обманывал заговорщиков. Они пытаются подкупить преторианцев свинцом! Я опустился на корточки. Если мы скажем это преторианцам, то у заговорщиков начнутся проблемы, и Веспасиан окажется в безопасности.

Я закопал все четыре слитка и отметил место грудой камней, после чего отправился пешком назад к рудникам.

Путь составлял восемь миль — достаточно времени, чтобы убедить себя: я дурак. Чтобы заставить ноги передвигаться, я вел долгий разговор с Фестом, своим братом. Это не помогло — Фест тоже считал меня дураком.

Странно разговаривать с мертвым героем, но Фест обладал удивительным магнетизмом, и от разговоров с ним, когда он был жив, мне всегда становилось легко. Здесь, под затянутым тучами небом, я был замерзшей точкой, передвигавшейся по темному плато назад в страшное рабство, в которое попал по собственной воле. Разговор с Фестом казался более реальным, чем мой собственный дикий мир.

Полдня спустя на последнем участке пути я сошел с дороги, чтобы срезать угол. Римские дороги обычно проложены прямо, только если нет особой причины делать повороты. Здесь такая причина имелась, и широкая дуга была оправданной. Она огибала колодцы и ямы отработанной шахты. Шатаясь, я пробирался сквозь палки, напоминающие копья, — стебли засохших растений. Внезапно земля исчезла. Ноги соскользнули с торфа, покрытого тонким слоем льда, и я полетел вперед и свалился в одну из ям. Я поскользнулся и подвернул ногу. Вначале я ничего не почувствовал боли, но, когда стал выбираться из ямы, ногу пронзила боль. Я сразу же понял, что у меня сломана кость. Фест сказал, что подобное могло произойти только со мной.

Я лежал на спине и смотрел в холодное небо, и говорил моему героическому брату, что я обо всем этом думаю.

* * *

Пошел снег. Воцарилась мертвая тишина. Если я останусь лежать тут, то умру. Если я умру здесь, то могу и искупить вину за случившееся с Сосией, но кроме отчета, отправленного мною Иларию (если Руфрий Виталий до него когда-нибудь доберется и все толково объяснит) я ничего больше не сделал. Умереть, не рассказав всего, что я выяснил, — глупо, особенно после всего, что мне пришлось пережить.

Снег продолжал падать, жестоко, спокойно и безмятежно. Я согревался, пока ходил, но, как только лег, тепло покинуло мое тело. Я заговорил, теперь мне никто не отвечал.

Лучше предпринять усилие, даже если оно провалится. Я, как мог, соорудил шину — нашел старую палку и обвязал ее веревкой из козьей шерсти, которую использовал в качестве ремня. Сработано было плохо, я смог держаться на ногах. Едва.