Маскарад лжецов - читать онлайн книгу. Автор: Карен Мейтленд cтр.№ 8

— Беру, — перебил меня купец, потом, опомнившись, добавил: — Только я расплачусь розовой водой. Денег у меня не осталось. Торговец слупил за нее втридорога.

Он вытащил флакон.

— Жена велела купить ей для готовки, но я скажу, что не нашел. А вода отличнейшая...

Он вытащил пробку и помахал флаконом, чтобы мы оценили запах.

К чему мне розовая вода? Путнику нужны деньги, чтобы купить еду, или товар, чтобы продать на следующей ярмарке. Откупоренная розовая вода быстро выдыхается или портится. У меня на языке уже вертелся отказ, но тут Родриго подался вперед и втянул носом сладостный аромат.

— Превосходная!

Одним словом он все мне испортил. Купец умчался прочь с мешочком волчьего помета, уверенный, что провернул удачную сделку.

— Родриго, ты что, вздумал меня разорить?

Он виновато улыбнулся.

— Я не смог устоять. Вдохнул — и вдруг снова почувствовал себя мальчишкой в Венеции. На Рождество детям дарят марципановые фигурки младенца Христа. За несколько дней до праздника воздух наполнялся запахом марципана и розовой воды. Как нам не терпелось попробовать сладости! Мы норовили пробраться на кухню и отщипнуть хоть кусочек марципана, но нам ни разу это не удалось.

— Что еще за марципан?

— Смесь тертого миндаля, сахара и яиц, в которую для аромата добавляют розовую воду. Я не держал его во рту с тех пор, как покинул Венецию. Он... — Родриго поцеловал кончики пальцев, — squisito! [3] Для меня это вкус Венеции.

Досада не помешала мне улыбнуться.

— Очень скучаешь по Венеции?

— Особенно с тех пор, как мы остались без крова. — Он поднял страдальческий взгляд к серо-свинцовым тучам. — Я не собирался долго жить на чужбине. Как чума закончится, вернусь. И Жофре привезу, что бы ни говорил его родитель.

В нашу первую встречу Родриго упомянул, что Жофре отправил в Англию отец. Ничего удивительного: мальчиков посылают в учение или на службу в богатый дом. Однако большинство отцов радуются возвращению сыновей. Из-за чего не пускать домой родное дитя?

Родриго, по-прежнему не отрываясь, смотрел на флакон с розовой водой, словно это чудодейственное средство, способное перенести его на родину.

— Deo volente, [4] — как только спадет проклятие чумы, я вернусь в край моего детства.

— Туда невозможно вернуться. Ты сам уже не будешь прежним. Овца гонит ягненка, которого надолго от нее оторвали; родина отвергнет тебя как чужака.

Он отшатнулся.

— Ты обрекаешь меня на пожизненное изгнание, камлот?

— Мы все изгнанники из прошлого. Да и зачем тебе возвращаться? Или правду говорят, что у менестрелей по возлюбленной в каждом городе? — Мне хотелось шуткой развеять его меланхолию. — Оставил ли ты в Венеции череду разбитых сердец?

— Разве ты не слышал наших песен? С разбитым сердцем остается бедняга-менестрель! — Он улыбнулся, прижал руку к груди и замер в картинной позе, словно мим, изображающий влюбленного лебедя.

Однако шутливый жест не мог скрыть искреннюю скорбь в глазах.

— Забирай себе.

Родриго изумленно взглянул на флакон с розовой водой.

— Я не могу принять такой дар.

— Мне она ни к чему. — Ворчливый тон должен был убедить его в искренности моих слов.

Родриго схватил меня за плечо.

— Спасибо, спасибо, друг мой!

— Ты меня разорил, но не думай, что я забуду про твой проигрыш.

Он скривился.

— Разорил? Скажи честно, сколько стоил тебе волчий помет, если это и вправду он?

— Ты спорил на эль, верно? Вот, держи мою кружку.

Музыкант поклонился, хохотнул и пошел к таверне. Теперь, когда он не видел, можно было наконец улыбнуться. Мой новый ученик явно делал успехи.

Жофре, хоть и младше Родриго, тяжелее приспосабливался к новой жизни и в отличие от своего наставника не желал слушать ничьих советов. Подобно другим юнцам в трудном возрасте между мальчишеством и зрелостью, он был порывист и непредсказуем. Смотришь — хохочет среди веселой толпы, а через минуту уже тоскует в одиночестве на берегу речки.

Одно не вызывало сомнений: он искренне любил музыку, может быть, даже больше, чем наставник. Когда Родриго давал ему ежедневный урок, Жофре играл с воодушевлением, глядя на руки учителя, словно тот — Бог. Иногда Жофре музицировал по несколько часов кряду; выражения боли и радости, скорби и страсти, чересчур глубоких для его лет, сменялись в юношеских глазах, как несомые ветром облака. В другие дни, не сумев сразу сыграть трудную мелодию, он приходил в ярость, отбрасывал лютню или флейту, выскакивал за дверь и пропадал на несколько часов. Потом возвращался с клятвенными заверениями никогда больше не прикасаться к лютне и тут же снова брал ее в руки. А едва музыка начинала литься, Родриго забывал приготовленные упреки. И кто бы его осудил? Когда Жофре играл, ему можно было простить все.

По вечерам он развлекал гостей в тавернах, в остальные часы не знал, чем себя занять. Дождь лил и лил. Жофре убивал время в питейных заведениях или на ярмарочной площади. В таких местах всегда недалеко до беды. На Варфоломеевской ярмарке она явилась в обличье фокусника Зофиила, который, как вскорости убедился Жофре, мог изумить простаков не только русалкой.

К третьему дню ярмарки желающих поглазеть на морское диво почти не осталось. Все, кто хотел посмотреть русалку, уже посмотрели, за исключением детишек, по-прежнему норовивших бесплатно пролезть под пологом балагана. Тех, кому это удавалось, ждало жестокое разочарование: русалку убрали, а Зофиил теперь сидел перед балаганом за низким столиком. Толпа, окружившая его, была малолюднее вчерашней и состояла почти исключительно из мужчин и юношей. Зрители напирали, но как бы пристально они ни следили за руками Зофиила, не могли заметить подвох.

Старый трюк: на виду у всех кладете горошину под один наперсток и двигаете все три. Предлагаете какому-нибудь простаку угадать, под каким горошина. Тот, уверенный, что точно знает ответ, ставит деньги, и под выбранным наперстком ее никогда не оказывается. Казалось бы, мошенничество это старо как мир, никто не должен на него поддаваться — ан нет, всегда найдется человек, который считает себя умнее наперсточника.

Жофре, по крайней мере в случае с наперстками, оказался не столь наивен. Он много раз видел, как этот трюк показывают бродячие фокусники и придворные шуты, поэтому забавлялся тем, что объяснял толпе, в чем обман. Впрочем, зрители по большей части ему не верили, потому что, сколько ни смотрели, не могли поймать Зофиила на том, как он прячет горошину в ладонь. Шарлатан успел собрать довольно много денег, прежде чем замечания Жофре начали его утомлять.