Маскарад лжецов - читать онлайн книгу. Автор: Карен Мейтленд cтр.№ 12

— Чудеса, не удостоверенные святой церковью, — буркнул Зофиил.

— Тем не менее народ в них верит, а где народ, там и денежка.

— Что за чудеса? — с жаром спросила Адела.

— Он был настоятелем церкви в Норт-Марстоне, где теперь хранятся его мощи. Как-то там случилась сильная засуха. Скотина, посевы и люди погибали. Говорят, праведный Джон ударил посохом, как Моисей, и из земли забил родник, который не пересыхает летом и не замерзает зимой. Поскольку при жизни праведный Джон исцелял простуду, горячку, меланхолию и зубную боль, а также оживлял утопленников, люди теперь стекаются к источнику, чтобы избавиться от этих хворей. У кого в жизни не было горячки и не болели зубы?

— А как же люди тонули в Норт-Марстоне, если там не было воды? — спросил Зофиил. — Или они так старались исцелиться от насморка, что падали в чудесный родник?

Это он ловко подметил. Чего-чего, а ума Зофиилу было не занимать.

— Я за что купил, за то и продаю. А еще многие паломники приходят подивиться на башмак. Это чудо собирает огромные толпы.

Зофиил фыркнул.

— А, прославленный башмак! Вот уж верное свидетельство, что все это бессовестный обман, дабы выманить деньги у простаков!

— Но когда люди верят, они исцеляются. Искусство — продать человеку то, во что он верит, и тем подарить надежду. А надежда всегда подлинна, даже если зиждется на обмане.

— Жалок тот, кто нуждается в такой надежде, камлот.

— А что за башмак? — перебила Адела и залилась краской, поймав на себе презрительный взгляд Зофиила.

— Говорят, что, исцеляя одного беднягу, отец Джон загнал беса подагры в его башмак. Старожилы клянутся, что сами видели черта в башмаке, но потом тот сделался маленький, как букашка, вылез через дырку для шнурка и улетел. Теперь башмак стоит в усыпальнице. Говорят, если сунуть в него ногу, подагра улетит, как черт, через ту же самую дырку. Люди...

— Слушайте! — снова крикнул Жофре.

Мы замерли, прислушались и на этот раз тоже различили звук: очень далекий, но легко узнаваемый. Кто-то выл в темноте. Вой повторился три раза, затем стих.

Родриго плотнее закутался в плащ.

— Спи дальше, ragazzo. Всего лишь собака воет.

— Это не собака, а волк, — резко проговорил Зофиил.

Адела ахнула; Осмонд обнял ее, словно защищая от опасности.

— Не надо так шутить. Ты пугаешь Аделу.

Как ни хотелось мне успокоить женщину, пришлось сказать правду.

— Зофиил не шутит. Это и впрямь волк, но с другой стороны холма, не в ущелье. И даже если он будет ближе, пламя его отпугнет.

— Да, если волк — зверь, — сказал Зофиил, — а если человек, то пламя привлечет его к нам. — Он напряженно вглядывался в темноту за входом, сильно подавшись вперед и нащупывая за поясом кинжал. — Многие разбойники перекликаются по-волчьи да по-совиному. В таких ущельях они обычно и прячутся.

На Осмонда эти слова подействовали, как удар грома. Он стиснул Аделу так, что, казалось, сейчас ее раздавит. По лицу его было видно, что он готов выбежать из пещеры и в одиночку схватиться с бандой головорезов, если только найдет в себе силы разжать объятия.

Мне захотелось ободрить всех шуткой.

— Ну слава богу, Зофиил, а то уж я испугался, что ты говоришь о волках-оборотнях. Коли речь всего лишь о грабителях и душегубах, то четверо таких молодцов легко с ними справятся. К тому же пещеру с дороги не видно, так что они и не заметят нашего огня.

Фокусник, как всем нам предстояло вскорости убедиться, не любил, когда отмахиваются от его слов. Глаза его сузились, рот сложился в уже знакомую мне язвительную усмешку.

— Оборотни, камлот? Ведь ты же не веришь в сказки, которыми пугают детей и женщин? Мне ты не показался суеверным глупцом. Вот если бы такие слова произнес наш юный Осмонд...

Юный Осмонд временно позабыл свою тревогу и, судя по виду, намеревался ответить уже не просто словами, а чем-нибудь куда более решительным.

Мое лицо приняло наигранно-удивленное выражение.

— Удивляешь ты меня, Зофиил! Разве церковь не объявила ересью неверие в волков-оборотней? Разве они не такие же создания природы, как и русалки? Взгляни на мой шрам. Откуда он у меня, по-твоему?

Глаза у Аделы расширились.

— Это тебя оборотень так?

Родриго открыл было рот, но, поймав мой предостерегающий взгляд, ограничился усмешкой. Теперь все внимание было приковано ко мне; оставалось лишь усесться поудобнее и начать рассказ.

— Много лет назад, ребенком, я жил с отцом и матерью в долине на границе между Англией и Шотландией. Дом наш стоял в густом лесу, и отец мой рубил деревья, из которых потом делали корабельные доски и брусья. Работал он не покладая рук, и мы не знали нужды. Но однажды топор соскочил с топорища и вонзился ему в ногу. Рана была глубокая, она воспалилась, и отец сгорел меньше чем за неделю. Мать билась, как могла, только трудно женщине одной. Теперь мы жили впроголодь.

И вот однажды мы нашли в лесу израненного путника. Мы принесли его домой и перевязали, не зная, выживет ли он. Много дней он метался в лихорадке, потом жар спал, и наш гость пошел на поправку. Был он хорош собой, высокий и статный; мать моя его полюбила и, когда он позвал ее замуж, согласилась без колебаний.

Я боготворил отчима. Был он силен и отважен, а уж как бегал — быстрее ветра. И добытчик изрядный: раз в месяц, в полнолуние, до захода солнца уходил на охоту и возвращался, уже с дичью, лишь после рассвета. Все дивились его сноровке, потому что он не брал в лес ни собак, ни лука, только один нож. Я хотел стать таким же, как он, и просил взять меня на охоту, но отчим отговаривался тем, что я слишком мал.

Потом местные крестьяне стали жаловаться, что в долине поселился волк. Хозяева недосчитывались ягнят или находили поутру свиней с перегрызенным горлом. В полнолуние многие слышали волчий вой. Крестьяне знали, что, если не убить волка, к весне он перережет весь скот, посему решили сообща отправиться на охоту. Звали и моего отчима, однако тот не пошел, сказавши, что не видел и не слышал волка. И это была чистая правда.

В тот вечер отчим, по обыкновению, собрался в лес. Снова я попросился с ним. Он рассмеялся — ты, мол, за мной не угонишься. Но я решил доказать, что он не прав, и, выскользнув до заката из дома, тайком отправился за отчимом. Мне пришлось идти очень быстро. Он не ставил силков и не выискивал следы, а несся вперед большими скачками, так что я вскорости потерял его из вида.

Стемнело, над деревьями вставала луна, и я понял, что, как ни жаль, надо возвращаться домой, однако не сделал и нескольких шагов, как услышал звук, от которого кровь застыла у меня в жилах. То был волчий вой — казалось, зверя терзает невыразимая мука.

Я замер как вкопанный. В серебристом свете луны мне предстала косматая голова с желтыми глазами, только волк стоял не на четырех лапах, как зверь, а на двух, по-человечьи.