Гобелен - читать онлайн книгу. Автор: Кайли Фицпатрик cтр.№ 28

— Хмм? О, доброе утро, Мадлен.

— Пишете статью?

— Да, да. Нет, к сожалению, пока не пишу. Занимаюсь исследованиями. Должен представить их на следующей неделе — до публикации.

Филипп так и не поднял головы, но Мадлен уже привыкла к его дурным манерам.

— Какая тема?

— Язык и литература.

Мадлен приподняла брови.

— О, как интересно. А какой период?

— От возрождения монастырей. Король Альфред. Временные рамки от девятого века до конца тринадцатого.

— То есть церковные трактаты, написанные мужчинами про мужчин? — гораздо резче, чем намеревалась, спросила Мадлен. Почему-то мужской подход Филиппа к истории внезапно вызвал в ней раздражение.

Филипп удивленно заморгал и снял очки в металлической оправе.

— Если вы имеете в виду, что ученые мужи не интересуются мнением женщин, вас приятно удивит тот факт, что я намереваюсь упомянуть работы Элоизы и Хильдегарды Бингенской.

— Но они были приверженцами мистических течений, а не писательницами, которых ценили за ум или оригинальное восприятие мира.

На бесцветных скулах Филиппа появились розовые пятна. Он понял, что Мадлен бросает ему вызов. Такого поведения от коллеги он не ожидал.

— Разумеется, в средневековой литературе есть женщины-писатели, и довольно известные, но их произведения были совершенно иного характера, чем те, что создавали писцы и хроникеры. В них гораздо больше… рассуждений. Вы ведь знаете, меня интересуют политика и военное дело.

— Конечно, — кивнула Мадлен. — И я уверена, что вы непременно напишете о том, что Элоиза и Хильдегарда Бингенская смогли заняться литературой благодаря политике церкви, которая заключила обеих в монастырь. А как насчет Кристины Пизанской? [20] Она самостоятельно изучила историю, науку и поэзию и зарабатывала на жизнь письменными трудами. Будь она мужчиной, ее творения не игнорировались бы на протяжении нескольких веков…

Филипп раздраженно вздохнул.

— Дорогая Мадлен, нам с вами известно, что занятия Кристины Пизанской были в высшей степени нехарактерны для женщин ее времени. Я согласен, что качество ее трудов равняется качеству произведений ее современников-мужчин, а в некоторых случаях они даже лучше. Я не хочу сказать, что грамотность является следствием ума. Образованность — это вопрос культуры, а также возможностей и экономики. Даже в наши дни есть страны, где женщины по большей части неграмотны, однако управляют бизнесом и содержат свои семьи. Я ни в коей мере не стану утверждать, что женщины Средневековья — да и любого другого исторического периода — были менее способны в интеллектуальном плане, чем мужчины, и, разумеется, готов признать, что существовал патриархальный — и папский — заговор касательно их положения в обществе. Кстати, Кристина Пизанская жила в четырнадцатом веке. Это время меня не интересует.

Мадлен пожала плечами, неожиданно потеряв интерес к спору и чувствуя себя довольно глупо. Она села за свой стол, решив просмотреть почту. Ее не меньше Филиппа удивила собственная неожиданная вспышка феминизма, но она понимала ее причину. Мадлен просто впустила дневник и Леофгит в свой обыденный мир. Филипп с озадаченным видом вернулся к бумагам.

Зазвонил телефон, и его вопль вонзился в череп, точно дрель. Мадлен смотрела на монитор компьютера, положив подбородок на руку, и не могла оторваться от заставки на экране, завороженная яркими цветами концентрических кругов, которые постепенно увеличивались в размерах, исчезали и возникали снова… Голова ее клонилась все ниже, пока не оказалась в дюйме от телефона, так что, если бы не раздался звонок, она бы наверняка уснула. Мадлен подскочила на месте и схватила трубку, пока он не зазвонил снова. Это была Джуди — секретарь факультета.

— Привет, Мадлен. Тебе звонили — немолодой мужчина, но он не назвался. Мне показалось, что у него какой-то необычный акцент… Я знаю, это звучит не слишком вразумительно, но я решила сообщить тебе о звонке на случай, если это важно.

— Спасибо, Джуди. Наверное, это мой отец, хотя он обычно не звонит мне на работу… он не слишком любит телефоны, а еще временами разговаривает странно — он профессор философии.

— Тогда все в порядке.

Джуди повесила трубку.

Мадлен набрала парижский номер Жана и, как обычно, поговорила с автоответчиком.

— Это я, Мадлен. Я попытаюсь позвонить тебе сегодня вечером, и мы договоримся, когда я приеду. Что же… надеюсь, у тебя все хорошо…

Она положила трубку и, покачивая головой, представила себе Жана. Скорее всего, он даже не услышал звонка, сидя за громадным письменным столом и погрузившись в какие-нибудь эзотерические теории.

Мадлен снова сняла трубку и попыталась дозвониться до Розы. Она хотела как можно быстрее решить вопрос с вечеринкой — окончательно и бесповоротно. Впрочем, «окончательно и бесповоротно» всегда являлось проблемой в спорах с Розой, которая терпеть не могла, если что-нибудь мешало ее планам. Но поговорить с подругой ей не удалось. Секретарь факультета изящных искусств сказала, что Роза ушла пораньше, сославшись на головную боль.

Подруга позвонила в тот самый момент, когда Мадлен вошла в квартиру, и спросила, в котором часу они пойдут на вечеринку. Вопрос, хочет Мадлен туда идти или нет, ее не интересовал. Сопротивляться было бесполезно.

Она явилась через час с бутылкой шампанского, которое, по ее мнению, являлось отличным средством для создания настроения, подходящего для вечеринки. Девушки сели на пол, чокнулись бокалами, и Роза прищурилась, а в ее глазах загорелся заговорщический огонек. Сегодня она выбрала голубую тушь, и ее глаза стали похожи на африканские самоцветы.

— Итак, преступница, как продвигается перевод?

— Прекрасно, просто отлично.

Мадлен пыталась не смотреть в глаза-самоцветы.

— Можно мне взглянуть на него еще раз?

Мадлен с подозрением посмотрела на нее.

— Ну, Мадлен… пожалуйста. Слушай, я ведь никуда не убегу с дневником!

Мадлен неохотно поднялась, закатив глаза, а Роза захлопала в ладоши, словно пятилетняя девочка.

Мадлен принесла из кабинета шкатулку, и они снова уселись на пол, попивая шампанское и с благоговением взирая на дневник. Он оставался в шкатулке, но крышку открыли, и было видно грубую кожаную обложку и едва различимое золотое сияние обреза. Мадлен не позволила Розе прикасаться к шкатулке, пока та не оставит бокал в другом конце комнаты, и она предпочла с ним не расставаться.

Мадлен прикусила губу, помолчала немного, а потом сказала:

— Я знаю, мне не надо предупреждать тебя, но это БОЛЬШАЯ тайна…