Когда я подошел, привратник, раскрасневшийся от работы, вскинул голову. Его помощник, крепкий молодой парень, лицо которого было обезображено многочисленными бородавками, смущенно улыбнулся и поклонился. Оба они так разгорячились от усилий, что распространяли вокруг себя крепкий запах пота.
— Доброе утро, сэр, — произнес Багги.
В тоне его не осталось и следа прежней грубости; вне всякого сомнения, он получил указание обращаться со мной со всей возможной почтительностью.
— Жуткий холод сегодня.
— Да, сэр, прохладно. Зима в этом году пришла рано.
— Уж если мы встретились, мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, господин Багги. Относительно ваших ночных обходов.
Привратник кивнул, опершись на лопату.
— Я совершаю обход дважды за ночь. В девять часов и в половине четвертого. Кто-нибудь из нас — или я, или Дэвид — обходит двор и проверяет двери всех помещений.
— А ворота? Вы запираете их на ночь?
— Да, а как же иначе. В девять часов. И открываю в девять часов утра, после заутрени. Когда ворота заперты, в монастырь не проберется даже собака.
— И кошка тоже, — добавил молодой служка.
Взгляд у него был живой и сообразительный. Как видно, природа обделила его внешней привлекательностью, но не умом.
— Насчет кошек я не стал бы утверждать с уверенностью, — возразил я. — Они обладают немалой ловкостью и могут вскарабкаться на стену. Как, впрочем и люди.
Подобное предположение явно пришлось привратнику не по душе.
— Вряд ли найдется кошка, способная вскарабкаться на стену высотой двенадцать футов, — процедил он. — О людях я уж и не говорю. Вы видели здешние стены, сэр. Они из гладкого камня, без всяких уступов и трещин. За них не зацепишься.
— Значит, стены вокруг монастыря совершенно неприступны?
— Это не совсем так, сэр. У задней стены камень немного раскрошился. Но та стена выходит на топкое болото, и к ней невозможно подобраться, особенно ночью. Достаточно сделать неверный шаг, и тебя с головой затянет в трясину. Чмок, и поминай как звали, — добавил Багги, взмахнув рукой.
— Если в монастырь невозможно проникнуть, зачем тогда вы совершаете обходы?
Багги придвинулся ко мне ближе, и я невольно отшатнулся, спасаясь от запаха немытого потного тела. Привратник, впрочем, не обратил на это ни малейшего внимания.
— Дьявол искушает людей, сэр, — доверительно сообщил он. — Даже здесь, в монастыре, можно впасть в грех. Во времена старого приора никакого порядка здесь не было. Приор Мортимус приказал мне совершать обход. И ежели случится заметить, что кто-то из монахов бродит по монастырю, все равно с какой целью, я должен незамедлительно ему докладывать. Я так и поступаю, — заявил он с самодовольной улыбкой. — Можете не сомневаться, меня не возьмешь ни испугом, ни посулами.
— Вы, конечно, помните ночь, когда был убит эмиссар Синглтон. Может, вы заметили что-нибудь странное? Например, признаки того, что в монастырь пробрался посторонний?
Багги покачал головой.
— Нет, сэр. В ту ночь я сам совершал обход и могу клясться, что между половиной четвертого и половиной пятого все было в точности как обычно. Я проверил дверь, ведущую в кухонный коридор, и она была заперта. Что до эмиссара, то он мне встретился собственной персоной, — важно добавил привратник.
— Да, я слышал об этом. И где же вы его увидели?
— Я как раз проверял двери братского корпуса, когда заметил — кто-то идет. Понятное дело, я его окликнул. Это был эмиссар Синглтон, полностью одетый, словно он и не ложился.
— Что же заставило его подняться в такой глухой ночной час?
— Он сказал, сэр, что у него назначена встреча. — Багги вновь самодовольно улыбнулся, явно наслаждаясь оказанным ему вниманием. — А еще он вот что сказал: мол, если увидишь кого из братьев и тот скажет, что идет на встречу с эмиссаром, пропусти его, не задерживая.
— Значит, он собирался тайно переговорить с кем-то из монахов?
— Похоже, что так, сэр, похоже, что так. И столкнулись-то мы с господином Синглтоном совсем близко от двери в кухню. Буквально в нескольких шагах.
— А сколько было времени, вы не запомнили?
— Наверное, около четверти пятого. Я почти закончил свой обход.
Я указал глазами на огромное здание за спиной Багги.
— Церковь запирается на ночь?
— Нет, сэр, никогда. Но я по обыкновению обошел вокруг церкви, и все было спокойно. В половине пятого я вернулся в свою сторожку. Приор Мортимус дал мне маленькие часы, — добавил он с гордостью, — и потому я всегда точно знаю, сколько времени. Я оставил у ворот Дэвида, а сам завалился в постель. Только спать мне пришлось недолго. В пять часов поднялась суматоха.
— Итак, эмиссар Синглтон собирался встретиться с кем-то из монахов. Создается впечатление, что именно этот монах — виновник свершившегося злодеяния.
— Никого из посторонних той ночью в монастыре не было, — заявил Багги после минутного раздумья. — Вот все, что я могу сказать. Украдкой пробраться в монастырь невозможно.
— Не стал бы утверждать это столь категорично, — возразил я. — Но все же присутствие посторонних в монастыре той ночью маловероятно. Благодарю вас, господин Багги, вы очень помогли мне.
Я повернулся и двинулся прочь, а привратник и его помощник вновь налегли на лопаты.
Теперь я направил свои стопы к зеленой двери, за которой располагалось монастырское казначейство. Войдя без стука, я очутился в комнате, обстановка которой была мне привычна с молодых лет: вдоль беленых стен тянулись полки, заставленные бухгалтерскими книгами, повсюду теснились письменные столы, заваленные документами и счетами. За столами сидели два монаха, погруженные в работу. Один из них, пожилой, красноглазый, считал деньги. Другой, молодой, бородатый, нахмурившись, листал учетную книгу. В нем я узнал того самого злополучного юнца, что прошлым вечером проигрался в карты. У дальней стены стоял сундук, запертый навесным замком впечатляющих размеров; вне всякого сомнения, именно там и находилась монастырская казна.
При моем появлении оба монаха вскочили на ноги.
— Доброе утро, — приветствовал я их. Вместе со словами изо рта у меня вырвалось облачко пара — комната не отапливалась. — Я хотел бы увидеть брата Эдвига.
Молодой монах указал глазами на одну из дверей.
— Брат Эдвиг сейчас беседует с аббатом…
— Они там? Я присоединюсь к ним, — заявил я и, не обращая внимания на протестующие жесты обоих монахов, подошел к двери.
Распахнув ее, я оказался на лестнице. Она вела на небольшую площадку с окном, из которого открывался вид на заснеженный двор. Там же находилась дверь, из-за которой раздавались голоса. Я замер, затаив дыхание, однако не смог разобрать ни слова. Оставалось лишь открыть дверь и войти.