Паписты утверждают, что в этот момент все свечи в Дувре зажглись сами собой. Я знаю, что по стране ходит множество подобных легенд. Сам я могу подтвердить лишь одно: глаза казненной королевы жили и она обвела толпу безумным блуждающим взором, губы ее шевелились, словно пытаясь что-то произнести, по толпе пронесся испуганный шепот, кто-то пронзительно вскрикнул, множество рук пришло в движение, творя крестное знамение. Правда, голова казненной жила не более полуминуты, а вовсе не полчаса, как потом рассказывали склонные к преувеличениям очевидцы произошедшего. Но в ночном кошмаре я заново пережил каждую из этих томительных секунд, я вновь молил мертвые глаза закрыться, молил мертвые губы не шевелиться более. Наконец палач швырнул голову в ящик для стрел, заменивший казненной гроб. Голова упала с тяжелым стуком, и тут я проснулся от собственного крика. Мгновение спустя я понял, что на самом деле кошмар мой прерван осторожным стуком в дверь.
Я лежал, тяжело дыша, и липкий пот, выступивший у меня на лбу, казалось, превращался в ледяные крупинки. Стук повторился вновь, до меня донесся негромкий, но настойчивый голос Элис:
— Господин Шардлейк! Проснитесь, сэр!
Стояла глубокая ночь, огонь в очаге почти потух, и в комнате царил холод. Марк стонал и ворочался во сне.
— В чем дело? — спросил я дрожащим голосом.
Сердце мое все еще не могло успокоиться и молотом билось в груди.
— Брат Гай просит вас немедленно прийти.
— Подождите несколько минут, — сказал я, тяжело поднялся с постели и зажег свечу от одного из тлеющих в очаге угольков.
Марк тоже проснулся и уселся на своем убогом ложе, взлохмаченный и недоумевающий.
— Что случилось? — спросил он.
— Не знаю. Оставайся здесь.
Я торопливо оделся и открыл дверь. В коридоре стояла девушка в белом переднике поверх синего платья.
— Простите за беспокойство, сэр. Но Саймон Уэлплей очень плох. Он хочет срочно поговорить с вами. Брат Гай приказал мне разбудить вас.
— Вы поступили совершенно правильно, — кивнул я и вслед за девушкой двинулся по холодному коридору.
Одна из дверей в конце коридора была открыта, и оттуда доносились голоса — звучный и уверенный, принадлежавший брату Гаю, и еще один, слабый и прерывистый. Заглянув в комнату, я увидел юного послушника, лежавшего на соломенном тюфяке. Лицо его блестело от пота, из груди вырывалось хриплое дыхание, он что-то бормотал в бреду. У постели сидел брат Гай и обтирал лоб юноши влажным куском ткани.
— Что с ним? — спросил я, не в силах скрыть охватившего меня беспокойства: я прекрасно знал, что тяжелое хриплое дыхание и обильный пот являются признаками чумы.
Лекарь перевел на меня строгий внимательный взгляд.
— Загустение мокроты в легких, — ответил он. — Ничего удивительного, если вспомнить, что мальчика оставляли без еды и заставляли часами стоять на холоде. Сейчас у него сильный жар. Но он постоянно твердит, что хочет поговорить с вами. Я знаю, он не успокоится, пока не настоит на своем.
Я сделал несколько шагов по направлению к кровати. Подходить к больному слишком близко я не решался, опасаясь, что на меня могут попасть капли его мокроты. Юноша устремил на меня взгляд воспаленных глаз.
— Вы ведь посланник короля, — с усилием прошептал он. — И вы прибыли сюда, чтобы свершить правосудие?
— Да, я посланник короля и прибыл сюда, дабы выяснить, кто виновен в смерти эмиссара Синглтона.
— Он не первая жертва, — выдохнул больной. — Не первая. Я знаю.
— Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, в монастыре был убит кто-то еще?
Тут щуплое тело Саймона сотряс приступ мучительного кашля. Я слышал, как что-то свистело и клокотало в его хилой груди. Когда кашель наконец отпустил несчастного, он, совершенно обессиленный, откинулся на подушку. Взгляд его упал на Элис.
— Хорошая, добрая девушка, — пролепетал он. — Я предупреждал ее об опасности.
Саймон залился слезами, жалобно всхлипывая. Мгновение спустя всхлипывания переросли в новый приступ кашля, такой сильный, что казалось, грудь больного вот-вот разорвется на части. Я повернулся к Элис.
— Что он хочет сказать? О чем он предупреждал вас?
Однако лицо девушки выражало неподдельное недоумение.
— Я ничего не понимаю, сэр. Он ни о чем меня не предупреждал. Насколько мне помнится, до сегодняшнего дня мы с ним и словом не перемолвились.
Я перевел глаза на брата Гая, который, судя по всему, разделял недоумение Элис. Он не сводил обеспокоенного взгляда с больного.
— Ему очень худо, сэр, — сказал брат Гай. — Думаю, будет лучше дать ему покой.
— Нет, брат, это невозможно. Мне необходимо расспросить его. Может, вы догадываетесь о том, что он хочет сказать?
— Нет, сэр. Я знаю не больше, чем Элис.
— Господин Уэлплей, соберитесь с силами и объясните мне, что вы имели в виду, — обратился я к несчастному мальчику. — Элис говорит, вы ни о чем ее не предупреждали.
— Элис хорошая девушка, — простонал больной. — Такая добрая и ласковая. Я должен был предупредить ее…
Он вновь зашелся кашлем, и брат Гай решительно встал, загораживая от меня кровать.
— Извините, сэр, но я должен просить вас более не тревожить больного. Я полагал, что разговор с вами поможет ему успокоиться. Но видите сами, он бредит и не может ничего толком сказать. Сейчас я дам ему снотворный настой.
— Прошу вас, сэр, будьте милосердны, — добавила Элис. — Вы сами видите, бедный мальчик едва жив.
Я бросил взгляд на Саймона, который, похоже, лишился сознания.
— Его болезнь действительно так опасна? — спросил я брата Гая.
— Либо в самое ближайшее время произойдет кризис, либо лихорадка убьет его, — ответил он, скорбно поджав губы. — Мальчик подвергался здесь слишком суровому обращению, — добавил он со сдержанным гневом. — Я собираюсь сообщить об этом аббату, когда он утром заглянет проведать больного. На этот раз приор Мортимус зашел слишком далеко.
— Мне необходимо выяснить, что Саймон имел в виду, — заявил я непререкаемым тоном. — Завтра я непременно зайду и снова попытаюсь поговорить с ним. Если его состояние ухудшится, немедленно дайте мне знать.
— Разумеется, сэр. А теперь прошу извинить меня. Я должен приготовить настой.
Я кивнул, и брат Гай вышел из комнаты. Поймав взгляд Элис, я улыбнулся ей, стараясь придать своему лицу добродушное и приветливое выражение.
— Все это чрезвычайно странно, — заметил я. — Быть может, Элис, у вас есть хоть какие-то догадки? Вначале Саймон сказал, что предупредил вас, потом — что должен был предупредить.
— Уверяю вас, сэр, он ничего не говорил мне. Когда его поместили в лазарет, он сразу впал в забытье. А потом его начал мучить жар, он стал бредить и звать вас.