«И чорт их принес! — думал он в то время, как
Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди
седыми волосами. — Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее
осталось».
— К чорту! — проговорил он в то время, как
голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух
выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил
вопросительно-сердитый взгляд лица, появившегося из-под рубашки.
— Легли? — спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем
направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
— Изволили лечь и огонь потушили, ваше
сиятельство.
— Не за чем, не за чем… — быстро проговорил
князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он
спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m-lle
Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении
первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много
сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине.
В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m-lle Bourienne сошлась с
Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным
трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче
совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она
читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который
с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков
и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо
знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те
минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна
Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим
голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
Он тотчас же приступил к делу и начал
разговор, говоря «вы».
— Мне сделали пропозицию насчет вас, — сказал
он, неестественно улыбаясь. — Вы, я думаю, догадались, — продолжал он, — что
князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему-то
князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных
глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила,
я отнесся к вам.
— Как мне вас понимать, mon pere? —
проговорила княжна, бледнея и краснея.
— Как понимать! — сердито крикнул отец. —
Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе
пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!.. А я у
тебя спрашиваю.
— Я не знаю, как вы, mon pere, — шопотом
проговорила княжна.
— Я? я? что ж я-то? меня-то оставьте в
стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно
смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда
решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под
влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке
только повиноваться, и сказала:
— Я желаю только одного — исполнить вашу волю,
— сказала она, — но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
— И прекрасно, — закричал он. — Он тебя
возьмет с приданным, да кстати захватит m-lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление,
произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
— Ну, ну, шучу, шучу, — сказал он. — Помни
одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И
даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей.
Обо мне нечего говорить.
— Да я не знаю… mon pere.
— Нечего говорить! Ему велят, он не только на
тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и
через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь
молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или
нет, да или нет! — кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь,
уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но
что отец сказал о m-lle Bourienne, — этот намек был ужасен. Неправда, положим,
но всё-таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо
перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый
шопот m-lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя
увидала Анатоля, который обнимал француженку и что-то шептал ей. Анатоль с
страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в
первую секунду талию m-lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто
говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять
этого. Наконец, m-lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой
улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим
странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он
звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время
как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях
плачущую m-lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные
глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с
нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m-lle Bourienne.
— Non, princesse, je suis perdue pour toujours
dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение, ] —
говорила m-lle Bourienne.
— Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, —
говорила княжна Марья, — et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir
pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда-либо, и
постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти. ]
— Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne
comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n`est que ma pauvre
mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого
увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
— Je comprends tout, [Я всё понимаю, ] —
отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. — Успокойтесь, мой друг. Я пойду к
отцу, — сказала она и вышла.