За этим солдатом четыре солдата, неся что-то
тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
— Ишь, черти, на дороге дрова положили, —
проворчал он.
— Кончился, что ж его носить? — сказал один из
них.
— Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
— Что? болит? — спросил Тушин шопотом у
Ростова.
— Болит.
— Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе
стоят, — сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
— Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь,
отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в
приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с
некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми
глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный
генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб-офицер с именным
перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с
поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое
французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая,
покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид
знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на
обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в
плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его,
наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о
подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау,
докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал
дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и
опрокинул французов.
— Как я увидал, ваше сиятельство, что первый
батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным
огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это,
так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно
было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой
путанице, что было и чего не было?
— Причем должен заметить, ваше сиятельство, —
продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании
своем с разжалованным, — что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах
взял в плен французского офицера и особенно отличился.
— Здесь-то я видел, ваше сиятельство, атаку
павлоградцев, — беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал
в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. — Смяли два
каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и
всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось
тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя
многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не
основанная. Князь Багратион обратился к старичку-полковнику.
— Благодарю всех, господа, все части
действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре
оставлены два орудия? — спросил он, ища кого-то глазами. (Князь Багратион не
спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела
были брошены все пушки.) — Я вас, кажется, просил, — обратился он к дежурному
штаб-офицеру.
— Одно было подбито, — отвечал дежурный
штаб-офицер, — а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и
распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, — прибавил он скромно.
Кто-то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у
самой деревни, и что за ним уже послано.
— Да вот вы были, — сказал князь Багратион,
обращаясь к князю Андрею.
— Как же, мы вместе немного не съехались, —
сказал дежурный штаб-офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
— Я не имел удовольствия вас видеть, — холодно
и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко
пробиравшийся из-за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе,
сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка
знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
— Каким образом орудие оставлено? — спросил
Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе
которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного
начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он,
оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не
успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял
перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
— Не знаю… ваше сиятельство… людей не было,
ваше сиятельство.
— Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин,
хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча,
остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся
ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь
Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные
не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и
пальцы его рук нервически двигались.
— Ваше сиятельство, — прервал князь Андрей
молчание своим резким голосом, — вы меня изволили послать к батарее капитана
Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия
исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно
смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
— И ежели, ваше сиятельство, позволите мне
высказать свое мнение, — продолжал он, — то успехом дня мы обязаны более всего
действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, —
сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо
не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем,
чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал
Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
— Вот спасибо: выручил, голубчик, — сказал ему
Тушин.