Наташа большими, открытыми глазами смотрела на
Соню, как будто не понимая ее вопроса.
— Что ж, ты отказываешь князю Андрею? —
сказала Соня.
— Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори
глупости, ты слушай, — с мгновенной досадой сказала Наташа.
— Нет, я не могу этому верить, — повторила
Соня. — Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь
ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня
забыть всё и так…
— Три дня, — сказала Наташа. — Мне кажется, я
сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты
этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. — Наташа обняла и поцеловала
ее.
— Мне говорили, что это бывает и ты верно
слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как
только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и
что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не
понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? — говорила Наташа с
счастливым и испуганным лицом.
— Но ты подумай, что ты делаешь, — говорила
Соня, — я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его
допустить до этого? — говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с
трудом скрывала.
— Я тебе говорила, — отвечала Наташа, — что у
меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
— Так я не допущу до этого, я расскажу, — с
прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
— Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты
мой враг, — заговорила Наташа. — Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас
разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала
слезами стыда и жалости за свою подругу.
— Но что было между вами? — спросила она. —
Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
— Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай
меня, — упрашивала Наташа. — Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я
тебе открыла…
— Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в
дом? — спрашивала Соня. — Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей
дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала,
какие могут быть тайные причины?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню.
Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что
отвечать на него.
— Какие причины, не знаю. Но стало быть есть
причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
— Ежели бы были причины… — начала она. Но
Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
— Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя,
нельзя, ты понимаешь ли? — прокричала она.
— Любит ли он тебя?
— Любит ли? — повторила Наташа с улыбкой
сожаления о непонятливости своей подруги. — Ведь ты прочла письмо, ты видела
его?
— Но если он неблагородный человек?
— Он!.. неблагородный человек? Коли бы ты
знала! — говорила Наташа.
— Если он благородный человек, то он или
должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не
хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, — решительно
сказала Соня.
— Да я жить не могу без него! — закричала
Наташа.
— Наташа, я не понимаю тебя. И что ты
говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
— Мне никого не нужно, я никого не люблю,
кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что
я его люблю? — кричала Наташа. — Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди,
ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, — злобно кричала Наташа
сдержанно-раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из
комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты,
написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В
письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены,
что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она
просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не
может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту
минуту.
В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню,
а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были
званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом
Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним
что-то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована,
чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то
объяснение, которого ждала ее подруга.
— Вот ты, Соня, говорила разные глупости про
него, — начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда
хотят, чтобы их похвалили. — Мы объяснились с ним нынче.
— Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа,
как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он
сказал?
Наташа задумалась.
— Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он
сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что
от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
— Но ведь ты не отказала Болконскому, —
сказала она.
— А может быть я и отказала! Может быть с
Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
— Я ничего не думаю, я только не понимаю
этого…
— Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь,
какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
— Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю
и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к
ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица
Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
— Наташа, — сказала она, — ты просила меня не
говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю
ему. Зачем эта тайна?
— Опять, опять! — перебила Наташа.
— Наташа, я боюсь за тебя.
— Чего бояться?