Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо
держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя
сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности
Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная
помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он
приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил,
в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург,
Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы
принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому
они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и
неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те
самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в
Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно,
как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по
Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер
Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин
домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис,
Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который
целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание,
которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в
Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой.
Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все
поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за
Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также
отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле
главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после
Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все
поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил
две награды. В 1909-м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в
Петербурге какие-то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда
им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был
исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой
человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере
московского театра с товарищем-немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и
по-немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой, ]
и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение
Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с
нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного,
лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство
характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно
Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что
это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены,
чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде,
и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор
никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
— Вот видите ли, — говорил Берг своему
товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех
людей бывают друзья. — Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился,
ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь
напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в
Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее
состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег
женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж
свое. У меня служба — у нее связи и маленькие средства. Это в наше время
что-нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка
и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
— И я люблю ее, потому что у нее характер
рассудительный — очень хороший. Вот другая ее сестра — одной фамилии, а совсем
другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А
моя невеста… Вот будете приходить к нам… — продолжал Берг, он хотел сказать обедать,
но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил
круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о
счастьи.
Подле первого чувства недоуменья,
возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в
таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя.
В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и
стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру,
и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он
вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта
была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него
долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери,
каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж
продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому
отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только
неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и
не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то
хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы
Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно
попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф
так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно
первое, что пришло ему в голову.
— Люблю, что позаботился, люблю, останешься
доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая
прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не
будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части
того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
— Потому что рассудите, граф, ежели бы я
теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания
своей жены, я поступил бы подло…