Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу
записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает
третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона,
или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он
кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и
посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и
Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что
я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как
умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и
сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и
братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне
свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь,
предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит
троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и
исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого
чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из
этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем
всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта-то цель
и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская
эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте
своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя
являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно
потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости.
На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я
согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих
семейных делах, он сказал мне: — Главная обязанность истинного масона, как я
сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что,
удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели;
напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем
мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать
себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается
оно, и 3) достигнуть главной добродетели — любви к смерти. Только превратности
жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать — нашей врожденной
любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны,
что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не
тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и
высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым.
Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и
указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он
советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в
ложе только должности 2-го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений
гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме
того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою
целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все
свои поступки».
«Петербург, 23-го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах
приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее,
что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал,
что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей
в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть.
Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел
письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что
я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более
человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для
добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну
духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что
прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват
перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть
она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в
верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».
Глава 9
Как и всегда, и тогда высшее общество,
соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько
кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок
французский, Наполеоновского союза — графа Румянцева и Caulaincourt`a. В этом
кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась
в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество
людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого
свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими
достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам
Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C`est un superbe animal». [Это
прекрасное животное. ] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не
удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но
удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d`une femme charmante, aussi spirituelle, que
belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой. ] Известный
рrince de Ligne [князь де-Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин
приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине
Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума;
молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в
ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей
дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который
знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда
присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и
философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен
испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот-вот обман его откроется. Но
оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому
что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался,
и репутация d`une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась
за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости
и глупости, и всё-таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем
глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.