— Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер,
— сказал Николай.
— А ты?… — обратился он к Долохову. И только
что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
— Да, может быть… — холодно и сердито отвечал
Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на
клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что-нибудь есть», подумал Николай и еще более
утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал.
Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
— А я тебя искала, — сказала Наташа, выбежав к
нему. — Я говорила, ты всё не хотел верить, — торжествующе сказала она, — он
сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это
время, но что-то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был
приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони.
С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое
чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он
приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть
детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
— Можешь себе представить! она отказала,
совсем отказала! — заговорила Наташа. — Она сказала, что любит другого, —
прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!»
подумал Николай.
— Сколько ее ни просила мама, она отказала, и
я знаю, она не переменит, если что сказала…
— А мама просила ее! — с упреком сказал
Николай.
— Да, — сказала Наташа. — Знаешь, Николенька,
не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я
знаю верно, ты не женишься.
— Ну, этого ты никак не знаешь, — сказал
Николай; — но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! — прибавил
он улыбаясь.
— Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. — И
Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная,
растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был
первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
— Sophie, — сказал он сначала робко, и потом
всё смелее и смелее, — ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от
выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
— Я уж отказалась, — сказала она поспешно.
— Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь,
что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим,
испуганным взглядом посмотрела на него.
— Nicolas, не говорите мне этого, — сказала
она.
— Нет, я должен. Может быть это suffisance
[самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для
меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
— Мне и довольно, — вспыхнув, сказала Соня.
— Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду
влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею,
как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю.
И я прошу вас подумать о предложении Долохова, — сказал он, с трудом
выговаривая фамилию своего друга.
— Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я
люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
— Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь
обмануть вас. — Николай еще раз поцеловал ее руку.
Глава 12
У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это
говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек, ] выделывающих свои
только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents,
[девушки и юноши, ] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди,
приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее
веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие
княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу
эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был,
как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель,
который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти
балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого
13-ти и 14-ти-летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за
редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все
улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale
лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею
грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и
только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и
бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы
барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер
Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем,
кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь
светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый
раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в
белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты,
как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена
была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в
того она и была влюблена.
— Ах, как хорошо! — всё говорила она, подбегая
к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и
покровительственно оглядывая танцующих.
— Как она мила, к`асавица будет, — сказал
Денисов.
— Кто?
— Г`афиня Наташа, — отвечал Денисов.
— И как она танцует, какая г`ация! — помолчав
немного, опять сказал он.
— Да про кого ты говоришь?
— Про сест`у п`о твою, — сердито крикнул
Денисов.
Ростов усмехнулся.