Долгоруков весело захохотал.
— Не более того? — заметил Болконский.
— Но всё-таки Билибин нашел серьезный титул
адреса. И остроумный и умный человек.
— Как же?
— Главе французского правительства, au chef du
gouverienement francais, — серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков.
— Не правда ли, что хорошо?
— Хорошо, но очень не понравится ему, —
заметил Болконский.
— О, и очень! Мой брат знает его: он не раз
обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не
видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской
ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым?
Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это
прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к
Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова,
нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на
него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом
свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
— Charmant, [Очаровательно, ] — сказал
Болконский, — но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого
человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в
комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
— Ах, какая досада! — сказал Долгоруков,
поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. — Вы знаете, я очень рад
сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого
человека. — Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего
и оживленного легкомыслия. — Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей
власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в
соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными
движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и
ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили
выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого
человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед
челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и
изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему,
Долгорукому и пристально-холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея,
идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал
дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась
злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
— Кто это? — спросил Борис.
— Это один из самых замечательнейших, но
неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
— Вот эти люди, — сказал Болконский со
вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, —
вот эти-то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и
Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у
Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
Глава 10
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором
служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с
ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был
остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки,
1-й и 2-й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы
Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде,
испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он
преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по-гусарски отличится в
этом деле, — пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай
Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9-м часу утра он услыхал пальбу
впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и,
наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских
кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но
счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей
победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона.
День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск
осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только
рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров,
генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило
сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и
пробывшего этот веселый день в бездействии.
— Ростов, иди сюда, выпьем с горя! — крикнул
Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и
разговаривая, около погребца Денисова.
— Вот еще одного ведут! — сказал один из
офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два
казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного
рослую и красивую французскую лошадь.
— Продай лошадь! — крикнул Денисов казаку.
— Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного
француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший
по-французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было
красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь
то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в
том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны,
что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais
qu`on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку, ] и
ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится.
Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство,
выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой
в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так
чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и
Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
— Mais qu`on ne fasse pas de mal a mon petit
cheval, — добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была
гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему
денег.