Деревянный ключ - читать онлайн книгу. Автор: Тони Барлам cтр.№ 62

— Иными словами — был вашим шпионом?

— Говоря по-русски, я, как и ваши бывшие коллеги, предпочитаю слово «разведчик». Но принципиально вы правы.

— Скажите, это как-то касается вашего… нашего нынешнего предприятия?

— Ни в коей мере! Для меня это нынешнее началось много позже того, а для Беэра — раньше. Мы познакомились с ним в библиотеке Берлинского университета очень забавно — схватившись за одну и ту же книгу на полке. Для этого мне пришлось встать на цыпочки. Гигант и карлик. Смешное должно было быть зрелище…

— И вовсе вы не карлик.

— Рядом с ним все мы карлики. И не только в смысле роста.

— И даже Марти?

— Марти — это случай особый. Как простой человек он не дотягивается пока что до уровня Беэра, но Мартина нельзя мерить тем же аршином, что и всех. В нем заложен некий потенциал… Нет, лучше поговорим об этом позже. Сейчас получится невнятно и путано. Лучше пойдем по порядку. Вас же интересует наша мотивация… — Шоно посмотрел поверх деревьев в розовеющее небо, глубоко вдохнул и спросил: — Вот вы верите в волшебство?

— Нет, разумеется.

— Хорошо, а в чудеса?

— Никогда не видала, к сожалению. Нет, в чудеса я тоже не верю.

— А в детстве верили? Вот когда впервые увидели, как фокусник вытаскивает из своего только что расправленного шапокляк настоящего зайца — неужели и тогда не верили?

— Верила, конечно. Но я уже давно не наивное дитя.

— То есть вам объяснили, как это делается, и ощущение чуда моментально исчезло?

— Я не помню, но, вероятнее всего, так и было.

— Значит, все дело именно в объяснении, а чудо по определению — это нечто необъяснимое.

— Наверное, да.

— Ну, а теперь вообразите, что перед взрослым и ребенком одновременно достают кроликов из своих цилиндров два волшебника, при этом один из них на самом деле достает кролика из обычной шляпы, которая секунду назад была пуста, а другой из потайного кармана, или откуда там они их обычно достают? Ребенок будет уверен, что увидел настоящее волшебство, а взрослый — что это был всего лишь фокус. Кто из них более близок к истине?

— По-моему, они равноудалены. Хотя нет! Взрослый ближе, потому что ведь первый волшебник делает то же самое, что и второй, только каким-то другим способом. Нам его секрет неизвестен, но самому-то фокуснику — да. Ведь так?

— А если нет? Помнится, в первую нашу встречу речь зашла об электричестве, которым пользуются почти все, не имея ни малейшего понятия, что оно собою представляет. Так почему тот же волшебник не может применять в своих трюках неведомые ему силы, если он эмпирическим путем этому научился? Но, как бы то ни было, вы выбрали правильный ракурс — ведь все дело действительно в методике. Кто такие ученые? Разрушители чудес. С непосредственностью ребенка, ломающего музыкальную шкатулку, дабы посмотреть, как та устроена, они спешат вскрыть и уяснить любой природный механизм. А затем, развенчав очередное чудо, тотчас создают его подобие из подручных материалов. То же самое относится и к художникам, в широком смысле этого слова.

— Понимаю. Мимесис. Как сказал Сенека: Omnis ars imitatio est naturae. [65]

— И был безусловно прав. Конечно, в сравнении с природой получается покуда плохонько, однако даже эти поделки способны привести в священный трепет какого-нибудь дикого туземца. Но занятнее всего то, что всегда найдется один туземец, который попытается в меру способностей и воображения сымитировать, к примеру, увиденный им аэроплан. Вот эта необъяснимая, а оттого наводящая на мысль о своем чудесном происхождении склонность к подражанию, свойственная, кстати, также птицам и приматам, и движет нами — учеными, артистами, престидижитаторами. Только она да врожденное любопытство. Жажда власти, денег, славы — все это безыскусные погремушки в наших глазах. Нам хочется настоящих волшебных игрушек! И когда кому-нибудь из нас выпадает наткнуться на что-то никем не виданное, он не знает покоя до тех пор, пока не доищется до сути явления или хотя бы не создаст его подобие.

— Например, самолет, который очень похож на настоящий, да только не летает?

— Пусть бы и так! Ведь вполне возможно, что эта машина принесет какую-то пользу. Допустим, некогда люди стали свидетелями истинных чудес, а в результате появились фокусники, чьи хитроумные изобретения очень продвинули механику и оптику, и алхимики, коим мы обязаны всеми достижениями современной химии…

— Все это замечательно, прекрасно и возвышенно, но слишком неконкретно и расплывчато. Вы говорите — допустим. А на каком, собственно, основании? Кто их видел, эти чудеса, где доказательства?

— Так ведь в том-то и дело, что никто не видел и нигде нет никаких доказательств! Все эти левитации, трансмутации, оживления покойников и вообще превращения неживого в живое на поверку всегда оказываются фикцией, но! Это вовсе не означает, что настоящее чудо невозможно! Просто все большее количество исследователей, обнаружив очередную подделку, опускают руки и становятся скептиками. Но нам, кажется, повезло…

— Кажется? По русской традиции в таких случаях советуют перекреститься.

— Будет надо — и перекрестимся, и через плечо поплюем, и по дереву постучим. Нет людей суевернее ученых…

— Я это уже сегодня слышала.

— … Поэтому я и говорю — кажется, хотя все за то, что нам и впрямь несказанно повезло столкнуться с чудом взаправдашним, самым что ни на есть. Более того, именно теперь мы обладаем всем необходимым для его воспроизведения.

— Кроме подходящей обстановки. Трудно, должно быть, заниматься чудотворчеством, когда за тобой гонятся вооруженные люди с дурными намерениями.

— Кудесники и волхвы во все времена подвергались преследованиям. Помните, мы разговаривали о тайнах? Я тогда еще упомянул особую породу охотников до чужих секретов. Они, подобно акулам, чующим кровь за версту, улавливают слабейший аромат тайны. Как правило, это не слишком умные люди, движимые примитивными чувствами. Таких бывает нетрудно обмануть и отвадить. Но иногда среди них встречаются чрезвычайно ловкие и хитроумные субъекты, и вот эти чрезвычайно опасны. Абсурдность же ситуации состоит в том, что никакого проку им с нашей тайны не будет.

— Отчего же?

— Да оттого, что речь идет не о сокровищах, философском камне или эликсире бессмертия! Чудо, которое мы намерены совершить, не принесет нам никакой личной выгоды, кроме удовлетворения исследовательского азарта и, уж простите за патетику, гуманистических наклонностей.

— Я, кажется, догадалась! Вы собираетесь исправить весь род человеческий!

— Именно, причем без малейшей иронии. Ирония хороша для прикрытия небольших слабостей, а человечество — наша большая слабость.