Он захлопнул свой мобильник и сунул его в карман, затем вернулся к джипу и рывком открыл дверцу. По строю людей у каната пробежал злорадный смех.
— Какие-то проблемы, мистер Уэлдон? — насмешливо спросил тот же голос. — Бьюсь об заклад, я знаю, в чем дело. Вам было рекомендовано обратиться к посреднику.
Дик ничего не ответил и сел за руль.
— Не забудьте сообщить чиновникам, с которыми будете общаться, что эта земля никому не принадлежит. Дама, занимающаяся связями с мигрантами, проживает в Бридпорте. И она будет ох как недовольна, если, проделав такой путь в выходной день, узнает все от нас.
Дик включил зажигание и развернул машину.
— Кто вы такие? — крикнул он, открыв окно. — Откуда вам так много известно о Шенстеде?
На его вопрос ответили гробовым молчанием. Машина рванула вперед и выехала на шоссе.
Дик вернулся домой, где обнаружил, что связями с мигрантами в муниципалитете действительно занимается женщина и она в самом деле живет в Бридпорте. Услышав, что земля никому не принадлежит, она решительно отказалась тратить выходной день на ведение переговоров по поводу собственности, на которую скваттеры имели столько же прав, сколько и любой постоянный житель поселка.
Мистеру Уэлдону, конечно, не стоило бы упоминать о том, что Роща — спорный участок земли. Но даже не зная об этом, она смогла бы договориться только о продолжительности их пребывания. Срок оказался бы слишком коротким для мигрантов и слишком долгим для жителей поселка. Вся земля в Англии и Уэльсе кому-то принадлежит, однако отсутствие регистрации может сделать ее предметом споров.
Каковы бы ни были причины, мистер Уэлдон сообщил ей информацию, которая требует привлечения профессиональных юристов — «Нет, мне очень жаль, сэр, должна вам сказать, что вы поступили крайне неразумно, послушав совет скваттеров. Это довольно туманная область законодательства…» — и она вряд ли что может сделать до тех пор, пока не будет окончательно выяснено, кому принадлежит земля. Конечно, она признает ненормальность данной ситуации и ее несправедливость. Это противоречит всем представлениям о моральном праве. Она всем сердцем на стороне налогоплательщиков.
Но…
Особняк «Шенстед», Шенстед, Дорсет
1 октября 2001 г.
Дорогая капитан Смит,
мой поверенный сообщил мне, что в том случае, если я попытаюсь связаться с вами, вы подадите в суд. По названной причине я хочу с самого начала поставить вас в известность, что пишу без ведома Марка Анкертона, и таким образом вся ответственность за это письмо ложится исключительно на меня. Кроме того, я хотел бы заверить вас, что не стану оспаривать иск, который вам будет угодно предъявить, и с готовностью выплачу любую компенсацию, которую суд сочтет уместной.
Исходя из сказанного, я уверен, что у вас возник вполне законный вопрос: что заставляет меня писать письмо, которое может обойтись мне так дорого? Подобное безрассудство, капитан Смит, объясняется страстью азартного игрока, каковая всегда была мне присуща. Я ставлю возможные значительные финансовые издержки против одного из десяти — а возможно, даже одного из ста — шансов, что вы мне ответите.
Марк охарактеризовал мне вас как разумную, уравновешенную, смелую и вполне успешную в жизни молодую женщину, которая глубоко верна своим родителям и не чувствует ни малейшего желания знать что-то о людях, которые остаются для нее абсолютно чужими. Он рассказал мне, что ваша семья принадлежит к числу старинных фермерских семейств и что после демобилизации из армии вы собираетесь также стать фермером. Помимо этого, он поведал мне, что вы составляете гордость своих родителей, мистера и миссис Смит, и, с другой стороны, отметил, что и вам посчастливилось оказаться в столь достойной семье.
Прошу вас, поверьте, вряд ли что-либо из сказанного им могло бы доставить мне большее удовольствие. Мы с женой всегда надеялись, что ваше будущее окажется в руках порядочных людей. Марк несколько раз повторил, что вы не проявили никакого любопытства относительно ваших родственных связей, подчеркнув, что даже не желаете знать имен своих родственников. Если ваше намерение все еще остается в силе, в таком случае выбросите это письмо не дочитывая.
Мне всегда нравились басни. Когда мои дети были совсем маленькими, я часто читал им Эзопа. Им особенно нравились истории про Лису и Льва по причинам, которые я объясню немного позже. Мне не хочется здесь излагать слишком многое из страха показаться излишне навязчивым и произвести впечатление человека, пренебрегающего вашим достаточно ясно высказанным мнением. Поэтому я вкладываю в свое письмо вариант известной басни Эзопа и две газетные вырезки. Судя по тому, что говорил мне о вас Марк, вы, вне всякого сомнения, сможете прочесть все, что в них сказано между строк, и сделать точные выводы.
Достаточно будет сказать, что мы с женой, к несчастью, не сумели достичь того высокого уровня родительского влияния на детей, какого, без сомнения, в вашем случае достигли супруги Смит. Легко было бы свалить всю вину за это на службу в армии, отсутствие отцовского влияния все то время, когда я вынужден был надолго оставлять дом, на дурную внешнюю среду, непредсказуемые воздействия во время пребывания детей в интернате, недостаток необходимого присмотра в каникулярное время. Но теперь я полагаю, что все перечисленное все-таки не имело решающего значения.
Всему виной мы сами. Мы потакали им во всем, чтобы хоть как-то компенсировать наши частые отлучки из дому, а их вызывающее поведение истолковывали как попытку привлечь к себе внимание. Мы также — и я со стыдом должен в этом признаться — твердо держались мнения, что в нашем мире многое значит благородное имя, и очень редко требовали от них ответа за свои ошибки. Самой большой утратой для нас было то, что мы потеряли вас, Нэнси. И по самой отвратительной причине — из-за элементарного снобизма. Скрыв факт беременности нашей дочери, мы помогли ей найти «хорошего мужа» и затем отказались от единственной внучки.
Если бы я был верующим человеком, я бы назвал происшедшее с нами Божьим наказанием за то, что мы такое огромное значение придавали семейной чести. Мы отреклись от вас с такой поспешностью из стремления спасти репутацию, ни на мгновение не задумавшись о ваших достоинствах и о вашем будущем.
С особой болью выслушал я рассказ Марка о том, с каким равнодушием вы отнеслись к сообщению о том, что по праву рождения принадлежите к семейству Локайер-Фокс. В конце концов, ведь имя — всего лишь имя и не более, и достоинство семьи заключено в сумме составляющих ее частей, а отнюдь не в том ярлыке, который она для себя избрала. Если бы я осознал эту истину раньше, вряд ли мне пришлось сейчас писать вам письмо. Мои дети выросли бы достойными членами общества, а вас мы бы приняли с радостью, а не отвергли бы со стыдом.
Я заканчиваю со словами, что перед вами единственное письмо, которое я намерен вам написать. Если вы не ответите или если вы подадите судебный иск, я буду считать, что игра мной проиграна. Я намеренно не объяснил истинных причин моего желания встретиться с вами, хотя, по всей вероятности, вы уже поняли, что ваш статус моей единственной внучки имеет к названным причинам непосредственное отношение.