Реквием в Вене - читать онлайн книгу. Автор: Тони Поллард cтр.№ 78

Берта одарила ее сияющей улыбкой.

— Нет, никого особенного.

Берта уже собиралась вернуть бинокль, но Альма дала понять, что большее удовольствие ей доставляет любоваться буколической сценой, выписанной золотым рельефом на занавесе, в ожидании появления своего обожаемого Малера.

Еще один краткий обзор зала выявил еще несколько знакомых особ. Господин Ляйтнер восседал в ложе второго яруса неподалеку от сцены как раз напротив ложи Малера. Он оживленно беседовал с плотного телосложения дамой с низко вырезанным декольте и до вульгарности крупным рубином на шее. Его супруга? Но большинство мужчин вовсе не склонны проявлять особую словоохотливость в отношении своих жен. Тогда Берту осенило, кто эта дама: бывшая страсть Малера, певица Анна фон Мильденбург, не принимавшая участия в сегодняшнем спектакле под предлогом легкой простуды. Однако же состояние ее здоровья оказалось не столь плачевным, чтобы вынудить ее пропустить торжественное представление. Певица со всеми удобствами расположилась в своем кресле, а ее полные губы выражали нечто среднее между улыбкой и самодовольной ухмылкой.

Через две ложи Берта увидела Жюстину Малер и Натали Бауэр-Лехнер, обе пребывали в довольно-таки мрачном настроении. Даже им был закрыт доступ в святая святых — личную ложу Малера. Натали нервно подергивала гранатовую брошь, приколотую около шеи.

Тут кроется какая-то интрига, мелькнула мысль у Берты.

Прошло уже четверть часа, а опера все еще не начиналась. Берта отчетливо слышала откуда-то из недр за закрытой занавесом сценой лай собак, который ни с чем нельзя было спутать.

— Даже не представляю, что могло случиться, — с нетерпением в голосе произнесла Альма Шиндлер. — Господин Малер обычно так пунктуален.

— Тем больше времени в нашем распоряжении, чтобы любоваться на все это великолепие, — рассмеялся господин Майснер.

Они походили на муравьев. Самодовольных насекомых, разодетых в пух и прах, так довольных своим присутствием в элегантной Придворной опере, как будто билет на этот спектакль делал их никчемное существование достойным проживания.

Если бы только заранее им был известен этот план, изящный окончательный исход! Тем, кто сидел в первых рядах кресел у оркестра, не суждено узнать о нем. Остальные, выжившие, смогут прочитать об этом в утренних газетах.

Пройдет всего несколько минут, и наконец справедливое возмездие постигнет господина Густава Малера.

Такое длительное выжидание. Но оно стоит того. Остались минуты. Всего лишь минуты.

— Соберите животных на сцене, — потребовал Малер, глядя на мечущихся во все стороны собак. Одна из них опорожнилась на деревянное основание того, что должно было изображать мраморную колонну, отчего серая краска потекла.

Из-за кулис был призван выжлятник, пытавшийся навести порядок среди своих псов, в то время как с перепуганного до смерти актера, которому предназначалось осуществить триумфальный вывод гончих, ручьями лил пот.

— Укротите своих собак, слышите? — обрушился Малер на выжлятника, которого, подобно его оперному коллеге под взглядом глаз маэстро, буравчиками пронизывающих его буквально насквозь, моментально прошиб холодный пот.

— Прошу прощения, сударь, — заявил служитель в красной ливрее, — но я не могу позволить вам войти без билета.

— А я заявляю вам, — наседал на него Вертен, — что это — вопрос жизни и смерти. Князь Монтенуово сам лично разрешил нам свободный вход.

От этих слов недоверие и подозрительность служителя только умножились.

— Распрекрасно, а мне император дал разрешение вышвыривать всех дебоширов. Так что извольте удалиться, господа, или я позову на помощь.

Тут неожиданную расторопность в поддержку Вертена проявил Гросс: он изобразил приступ с полуобморочным состоянием, внимание стража храма искусства, естественно, было отвлечено, что дало адвокату возможность прошмыгнуть и в несколько прыжков добраться до входа на второй ярус. То, что сообщил им официант Отто, не оставляло времени на деликатности в переговорах со служителями.

Вертен знал, куда ему направляться. У него до мельчайших деталей сохранилась в памяти первая встреча с господином правительственным советником Ляйтнером, включая существование потайной двери, показанной им ему и Берте в тот самый день. Она вела за кулисы из коридора второго яруса; именно та дверь, которой пользовался Малер, чтобы быстро попадать на сцену из своей ложи во время репетиций.

Взлетая наверх по покрытой ковром мраморной лестнице, Вертен не думал о своей ноющей правой ноге, не обращал внимания на вопли служителя, несущегося за ним. Ему и в голову не пришло обратиться в дирекцию, чтобы остановить представление. Времени для этого не оставалось. Внутреннее чутье подсказывало ему, что грядет нечто завершающее, нечто в высшей степени трагическое. Нечто, что положит конец всему.

Это действительно было уже слишком: после начала спектакля прошло двадцать минут, а дирижер еще не показывался. Оркестр умолк, закончив настройку несколькими минутами ранее.

Берта, не выпускавшая из рук театральный бинокль Альмы, еще раз прошлась обзором по всему залу и вновь сосредоточилась на Блауэре, расположившемся в ложе Малера. Ей было видно, как он нервничал, пальцы его рук продолжали сновать по барьеру. Его рот искривила предвкушающая ухмылка.

И затем ей все стало ясно. Именно рот натолкнул ее на эту мысль, поскольку он заставил Берту сосредоточиться на той части лица, внимание от которой обычно отвлекали его бакенбарды котлетками. Теперь она отчетливо увидела его, подбородок Габсбургов, или, скорее, знаменитый наследственный срезанный подбородок и образовавшийся в результате этого глубокий прикус. Этот ярко выраженный физический изъян был присущ Блауэру как наследственный, как если бы он сам принадлежал к династии Габсбургов.

Но ведь он же и принадлежал к ней, если был незаконнорожденным братом Ганса Ротта! Эта отрезвляющая мысль незваной гостьей всплыла в ее уме.

Карл рассказывал им об этом младшем брате Ротта как о возможном отпрыске знатного лица, появившемся на свет как плод галантного приключения. Это объясняло поразительное сходство Блауэра с Габсбургами.

А та манера, с которой пальцы его рук проворно перемещались по барьеру! Как у хорошо вышколенного пианиста, а не мастера сцены из Оттакринга.

Что они узнали о Блауэре? Никто не потрудился проследить его жизненный путь, поверив на слово, что он является именно тем, за кого себя выдает.

И это вторжение в ложу Малера. Конечно же, это стоило рассматривать как личный вызов. То, что он был сделан на публике, означало: Блауэр намерен действовать нынешним же вечером, каким-то образом разделаться с Малером немедленно и здесь же, в Придворной опере, на глазах тысяч собравшихся поклонников музыки.

«Боже ты мой, — пробормотала Берта про себя, — это должно свершиться!» У мастера сцены были и средства, и благоприятные возможности для покушений на Малера внутри самой оперы. Что же касается его присутствия в Альтаусзее, им придется позже проверить его местонахождение во время произошедших там событий.