Эдгар По. Сгоревшая жизнь. Биография - читать онлайн книгу. Автор: Питер Акройд cтр.№ 26

Знаменателен и портрет Фанни, каким его рисует По: «черные блестящие волосы, лучистые серые глаза — большие и удивительно выразительные». Точь-в-точь описание какой-нибудь из обреченных героинь его рассказов. Таким могло быть и описание его матери. Через четыре года Фанни Осгуд действительно умерла от чахотки. Неужели он заметил какие-то признаки — По был сверхчувствителен к такого рода вещам — и потому его и потянуло к Фанни?

Маргарет Фуллер, наиболее беспристрастная и умная из всех, писавших о По, верила, что его любовные отношения на самом деле были «полной страсти иллюзией, которой он развлекал себя, скорее сочиняя ее сам, чем подчиняясь искреннему чувству». Она полагала, что у него нет друзей и что он «прятался за выдуманным характером, облачаясь в него, точно в костюм». Возможно, что он и правда разыгрывал из себя Байрона ради своих обожательниц, оставаясь при этом глубоко несчастным и неуверенным в себе. По играл свою роль со страстью, заложенной в его собственной артистической натуре.

Летом 1845 года По время от времени работал над книгой стихотворений. Сборник «Ворон и другие стихотворения» должен был стать первым после 1831 года. Это была важная для По публикация, не в последнюю очередь потому, что он рассчитывал заработать на продаже тиража пятьсот долларов. Как всегда, его надежды не оправдались. По выбрал для книги тридцать стихотворений, среди которых были такие давние поэмы, как «Тамерлан» и «Аль-Аарааф». В предисловии автор заявил: «Не зависящие от меня обстоятельства не позволили мне сделать то, что я непременно сделал бы при условиях, более благоприятных. Для меня поэзия не цель, но страсть». К сожалению, критикам стихотворения не понравились, как не нравились и его рассказы. Книгу не покупали. И она стала последней прижизненной книгой стихотворений Эдгара А. По.

По заявил, что отказывается от алкоголя, от «мусора», как он сам называл спиртное, однако осенью уже снова начал прикладываться к бутылке. Он явно не умел просчитывать впечатление от своих поступков или поведения, и чтение в Бостоне подтвердило, как вспоминал один из критиков, начало его «падения». Его пригласили выступить в Бостонском лектории на торжественном открытии целой серии лекций. Предполагалось, что По завершит своим выступлением лекцию массачусетского политика Калеба Кушинга, прочитав новое свое стихотворение. Однако он «пятнадцать минут извинялся за то, что не будет читать полагающиеся в таких случаях нравоучительные стихи». По не писал нравоучительных стихов, для него поэзия и нравоучение были несовместимы. Единственным предметом поэзии он считал «прекрасное» — то есть «сверхъестественную», или «высшую», красоту.

Это он и попытался донести до бостонцев. Один из студентов Гарварда, присутствовавший на лекции, вспоминал, что По «постоял некоторое время с неуверенным видом перед аудиторией, а потом начал тонким, дрожащим и совсем не мелодичным голосом просить прощения у бостонской аудитории за свои стихи и всячески унижаться перед предполагаемыми критиками из числа слушающих его». Студент заметил также, что «такая чрезмерная робость и приниженность выглядят подчас какой-то оскорбительной грубостью». Другими словами, По нервничал и ожидал от аудитории худшего. Итак, он стал читать поэму «Аль-Аарааф», которую сочинил шестнадцать лет назад. Часть публики стала проявлять беспокойство, слушая эти написанные еще в юности стихи, так что По под конец вынужден был прочитать «Ворона». Но многие слушатели к тому времени уже покинули зал, громко хлопая стульями.

Вечер был не самым удачным, а потом «за бутылкой шампанского» По, в отместку, признался некоторым бостонским писателям и журналистам, что поэма «Аль-Аарааф» — юношеское произведение. Такая новость никого не обрадовала, а была сочтена оскорблением как лекторию, так и Бостону. Редактор «Бостон ивнинг транскрипт» Корнелия Уэллс Уолтер [31] сообщила о своем открытии, что поэма была написана, «когда автору еще не исполнилось двенадцати лет». Вероятно, По в очередном приступе фантазерства сам же это и выдумал. Мисс Уолтер пыхала негодованием и так и рвущимся из нее сарказмом: «Поэма, прочитанная перед литературным сообществом взрослых людей, написана мальчиком! Позор! По-зор!» По отплатил ей той же монетой. «В общем, нам следует извинить ее, — написал он. — Что мы и сделаем. Только заткнись, малышка!» Последние слова особо возмутили публику, как совершенно недопустимые и омерзительные.

Не стоит забывать, что По был южанином. Он был вирджинцем если не по рождению, то по склонностям. Ему не нравилась культура Новой Англии в целом и бостонская в частности; он одинаково презирал трансцендентализм и аболиционизм. По духу, если не по обстоятельствам жизни, По был настоящим южным джентльменом. Об этом говорят старомодная цветистость и мелодическая насыщенность его прозы. «Пора, — однажды написал По, — литературному Югу позаботиться о собственных интересах». Таким образом, в Бостоне он оказался в логове врагов.

И он ответил на оскорбление, гордо заявив, что посмеялся над бостонцами. В «Бродвей джорнал» По написал: «Мы любим Бостон. Мы родились там — и вряд ли стоит говорить о том, что в глубине души мы стыдимся этого… у бостонцев нет души». К тому же он посыпал соль на рану, или же подлил масла в огонь, добавив, что «вряд ли можно было предположить, будто мы дадим себе труд сочинить для бостонцев нечто оригинальное… хватит им и того, что они получили». Это было по меньшей мере невежливо.

Корнелия Уолтер решила атаковать снова, заявив: «Стоит признать, что он утер нос менеджерам-янки, поскольку опустошил не только их карманы, но и залу». Общее впечатление мисс Уолтер и остальных сводилось к тому, что По — человек ненадежный и невоспитанный. И несерьезный. Шарлатан и пьяница.

В этом же неудачном для него месяце По взял на себя заботу о «Бродвей джорнал». Предприняв ряд переговоров и интриг, он выкупил доли своих бывших партнеров. «В результате бесконечных маневров, почти непостижимо для себя самого, — писал По, — я преуспел, последовательно избавляясь от моих партнеров».

Он собрал средства, используя друзей, и даже напечатал рекламу в «Джорнал», объявив «Редкую возможность» инвестиции в свое предприятие. Он просил денег, он брал деньги в долг, он обещал денег. И двадцать пятого октября 1845 года имя По было напечатано в журнале как имя «редактора и владельца». «Я все должен делать сам, — писал он, — редактировать, — тиражировать — и выполнять еще множество необходимых дел».

Один из прежних партнеров, Чарльз Фредерик Бриггс, был счастлив оставить журнал. По мешал ему, к тому же Бриггс называл По «ничтожеством», «пьяницей», «самым большим эгоистом на свете». Вдобавок Бриггс не делал тайны из того, что По цитировал немцев, не зная ни слова по-немецки. Не исключено, что это было правдой. К тому же Бриггс был убежден, что По из мести распускает о нем сплетни в Нью-Йорке: «Я не могу понять смысла той изощренной мерзости, какую по отношению ко мне совершил По».

В качестве единственного владельца журнала По не преуспел. Он уменьшил листаж журнала, потому что ему не хватало денег, и по той же причине не смог привлечь в журнал хороших авторов. Приходилось перепечатывать собственные сочинения и публиковать стихи «небесных сестер» и прочих рифмоплетов. Журнал выходил в свет нерегулярно. Через шесть недель единовластного владения По продал половину «бизнеса» Томасу Г. Лейну, таможенному чиновнику, с которым познакомился в Филадельфии. «В первый раз за последние два месяца, — говорил он одному знакомому, — я чувствую себя самим собой — отвратительно больным и в депрессии, но все-таки самим собой. Словно я очнулся от ночного кошмара… По правде говоря, я подозреваю, что был безумен». По был «безумен» в лектории, был «безумен», преследуя миссис Осгуд, был «безумен», когда принимал решение единолично владеть журналом. Безумие, если это было безумие, стало результатом пьянства и ужасного переутомления. Если верить Инглишу, то через месяц после подписания договора с Лейном, у По начался очередной запой. А в январе 1846 года Лейн закрыл журнал. Больше редакторской деятельностью По не занимался.