Кларкенвельские рассказы - читать онлайн книгу. Автор: Питер Акройд cтр.№ 51

Они подплыли к берегу возле святого колодца Чад. [107] В каменную часовенку гуськом входили богомольцы и так же гуськом выходили из нее; Гилберт приветственно помахал им рукой. Кое-кто махнул в ответ, а одна молодая женщина даже воздела свой костыль. Шедший следом за нею монах Джолланд из аббатства Бермондзи, перебирая четки, читал молитвы.

— Трудна дорога в рай, — заметил Гилберт.

— Удивляюсь, как это вы туда еще не сплавали.

— Ну, нет. Живым ни одному смертному в рай не попасть, хотя многие пытались. Оттуда текут бурные реки, мчатся по склонам страшно крутым и таким высоким, что ни один корабль ни под парусом, ни на веслах не поднимется по ним вверх. Вода ревет, как дикий зверь, и за этим ревом моряки на судне не слышат друг друга. Многие гибли, обессилев в борьбе с могучими волнами. Другие глохли от страшного шума. Некоторые падали за борт и там находили погибель.

— Добродетельная жизнь скорее приведет в райские кущи.

— Оно вроде бы так, Магга. Но кто сумеет остаться безупречно добродетельным на этой грешной земле?

Баржа проплыла мимо церкви Сент-Панкрас, где был заложен алтарь св. Августина, [108] и теперь приближалась к древнему, сильно поредевшему лесу. Здесь в изобилии росли рябина глоговина, вороний глаз четырехлистный и ветреница дубравная. Лондонцы по-прежнему валили выжившие в северных широтах деревья на бревна и доски. В нескольких ярдах от борта мореход приметил в реке большую колоду, но, подведя баржу ближе, воскликнул:

— Вот те на!

Колода оказалась трупом мужчины. Гилберт шестом подвел тело к борту и стал вытаскивать на палубу. Сидевший на корме парнишка вскочил и, перепрыгивая через мешки с углем, рванулся посмотреть на неожиданную находку. Магга и Гилберт вгляделись в разбухшее лицо с синевато-багровыми кровоподтеками. Магга перекрестилась и забормотала:

— Молю Тебя, Господи, прими душу раба Твоего…

Утром того же дня, едва под лучами восходящего солнца заалели вершины деревьев, в кентистонский лес въехал Томас Гантер. Полученное накануне письмо разожгло его любопытство: послание было полно намеков, но крайне туманных. Неужто его послал сам Майлз Вавасур? А может, Бого, судебный пристав, надумал открыть новые подробности?

Конские копыта глухо стучали по земле. Пригибаясь к луке, Гантер подныривал под раскидистые ветви деревьев. Начал накрапывать дождь, капли забарабанили по листве и папоротнику. Лекарь ехал под сумрачным зеленым пологом, в котором изредка попадались светлые прогалины. Кое-где в редколесье и на полянах клочьями висел туман, и чистые птичьи трели создавали, по выражению его любимого поэта, «приют блаженства». [109]

Уильям Эксмью уже сидел, нахохлившись, под вековым дубом и, прикрыв плащом кинжал, поджидал Гантера. Заслышав стук копыт, он нащупал рукоять, крепко сжал ее и, когда лошадь поравнялась с ним, вскочил и гаркнул во все горло:

— Стой!

Лошадь взвилась на дыбы и сбросила седока. Эксмью ударил ее кинжалом в бок, — взревев от боли, она поскакала прочь.

— Увидишь меня и сразу узнаешь! — крикнул Эксмью.

Гантер не отвечал; он был слишком потрясен происшедшим. При падении он сильно ушиб левое бедро и повредил запястье.

— Узнал? — спросил Эксмью.

— Я вас в жизни в глаза не видел, — ответил Гантер и заплакал от боли.

— А вот я тебя видел, лекарь. Вернее, нюхом учуял. Все твои уловки знаю.

— Что я вам сделал?

— Как это вы, лекаришки, говорите? Лечить или убить? Разрешить жить или порешить? Заживить или навредить? Да уж, ты был близок к тому, чтобы навредить всем.

— Я в толк не…

— Я — за Генри, который скоро станет высшей властью. Ради него мы делали свое дело.

— Дело? Какое?

— Ты болтал про церкви. Трепал языком про круги. Ты не заживлял. Ты вредил.

Тут до Гантера стало доходить, о чем речь.

— Так Бого сам видел круги.

— Это для отвода глаз. Шутки ради. Словом, игра. Зато все эти безумцы, называющие себя «избранными», жутко возбудились. И разъярили народ. Разве ты не помнишь, как в Святом Писании сказано: опрежь творения обязательно приходит хаос. — Он расхохотался. — Но теперь, когда Ричарда больше нет, мы начнем все сначала. — Подняв кинжал, он наклонился к Гантеру. — А для некоторых Судный день уже наступает. Вот тебе, лекарь, за твое любопытство.

И одним движением перерезал Гантеру горло. Затем обтер клинок плащом и сунул в ножны. После чего поволок труп по мху и зарослям папоротника к реке. В этом месте Флит был особенно глубок и быстр. [18] Эксмью скатил тело с берега, и оно тихо соскользнуло в воду. Когда несколько часов спустя Магга и Гилберт выловили из реки труп Томаса Гантера, черты его лица еще не изменились.

В часовне Вестминстерского дворца Джон Феррур перебирал четки и читал молитвы. Человек преклонного возраста, серьезный и очень набожный, он восемнадцать лет был духовником Генри Болингброка, с тех пор как в 1381 году, во время крестьянского бунта, [110] он, священник Тауэра, спас Болингброку жизнь.

Пятнадцатилетний подросток укрылся в Тауэре, в башне Бичем, где располагались каменные «покои» для высокородных узников. Ферруру было поручено утешать и наставлять паренька.

— Давид подтверждает это словами laqueum paraverunt pedibus meis, то есть «они подготовили путы для ног моих», [111] — втолковывал он. — Ты попал в беду, так будь осмотрителен. И дальше Давид признается: «День и ночь тяготела надо мною рука Твоя; свежесть моя исчезла, как в летнюю засуху. Но я открыл Тебе грех мой». [112] Вину, стало быть, можно снять. — К чему эти разговоры про Давида, когда перед тобою несчастный Генри? Как мне избежать жестокости и заточения? Гонители мои свирепы и беспощадны.