Пацци задумчиво кивнул, затем, задыхаясь, пролепетал:
— Вы что же, серьезно хотите сделать меня Папой? Ведь это же была ваша цель — стать Папой. Вы даже имя подходящее выбрали. Не поверю, что вы столь внезапно изменили свои намерения!
Чезаре да Мосто облокотился на стол и тихо ответил:
— Конечно, это было совсем не легко, мессир Пацци. Но после разговора со своими друзьями я подумал, что будет лучше, если этот сан примет человек ничем не отягощенный. Видите ли, индульгенции вызвали среди христианского люда много волнений. Верующим пришлось узнать, что бумаги не имеют силы, если они выпущены не тем Папой. Если бы покушение удалось, то сегодня бы я был Папой Пием Вторым и вам пришлось бы целовать мое кольцо, мои ноги и еще Бог знает что. А так в глазах многих я — обманщик и, тем самым, уже не papabilis.
— И тут ваш выбор пал именно на меня? Как же мне настроить всех кардиналов в свою пользу?
— Мессир Пацци, простите, но вы — чистый лист. До сих пор у вас не было ни врагов, ни друзей — вы же не кардинал! Поэтому вы не вызовете среди кардиналов ни зависти, ни обиды. Кроме того, со времен Петра не было Папы, за которого проголосовали бы все кардиналы до единого. А что же касается необходимого большинства, то пусть это будет моей заботой.
Тут Пацци поднялся со своего стула, подошел к да Мосто, схватил его правую руку и поцеловал ее, словно мощи святого Марка. Да Мосто не противился этому: да, ему понравился поступок легата.
— Одно, — продолжал он, — вы должны понять сразу, мессир Пацци: если вы станете Папой, то это не значит, что у вас также появится власть, которой облекается Папа благодаря своему сану. Властью над христианами будут обладать другие.
Легат удивленно отдернул руку.
— Как вы представляете себе это, мессир да Мосто? Папа без власти?
Да Мосто рассмеялся:
— Вы что же, действительно думаете, что Папа Евгений, мой дядя, поступает так, как считает нужным? Над Папой есть могущественная cancelleria,
[13]
которая, в свою очередь, находится под влиянием кардиналов. Главной целью этих князей от Церкви является умножение своих доходных бенефициев. А это значит, что тот, кто обладает реальной властью, принимает все решения в Риме, контролируя умножение своих доходов.
Пацци был изумлен. С Сан-Лоренцо донесся вечерний перезвон. Мельцер поставил две лампы, одну на стол, за которым шел разговор, другую — на деревянную балюстраду. Он сознательно не вмешивался, хотя слова да Мосто, ни в коем случае не адресованные ему, привели зеркальщика в сильное волнение. Невозмутимость, с которой вел себя да Мосто, вызывала у него ужас, хоть Мельцера и впечатляла целеустремленность, с которой племянник Папы брался за дело.
— Кажется, вы разочарованы, — произнес Чезаре да Мосто. — Только не говорите, что вы, папский легат, ничего не знали о распределении власти в Ватикане.
— Почему же, — неуверенно ответил Пацци. — Просто никто так четко мне этого не объяснял. Я только принимал приказы, а слуга мало интересуется делами своего господина, он должен всего лишь повиноваться.
Словно пытаясь утешить легата, племянник Папы пояснил:
— Я счел уместным раскрыть вам глаза, чтобы позднее вы не были разочарованы. Конечно, вы будете жить в панском дворце и иметь большую свиту, в которой не будете знать по имени даже каждого десятого. Вы станете носить расшитые золотом одежды, а на голове у вас будет тиара. Все же я должен предостеречь вас: вам не следует продавать ничего из ценностей, подобно Папе Бенедикту. Вы же знаете, что после он осознал свою глупость и сделал все, чтобы вернуть то, что продал. Ведь Папа без тиары — это как дож без колпака. Это же просто смешно! Или вы можете представить себе дожа без его шапки? Жалкое зрелище! Если вам нужны деньги, для этого есть иные способы, мессир Пацци. С тех пор как было изобретено искусственное письмо, для Папы нет дела более прибыльного, чем продажа индульгенций. Ей уступает даже торговля церковными должностями, потому что каждое место приносит деньги всего один раз. А индульгенции — это просто чудо, их количество увеличивается словно само по себе.
Пацци с трудом удавалось различать в словах да Мосто цинизм и серьезность. Поэтому легат не стал вдаваться в подробности, а вместо этого указал пальцем на свитки, лежавшие на столе:
— Вам пригодятся мои заметки?
— Что за вопрос! — ответил да Мосто. — Эти планы для нас дороже золота. О подробностях же давайте поговорим в другой раз.
Он поднял бокал и обратился к Пацци:
— За ваш понтификат, двести пятый по римскому исчислению!
Правая рука Пацци, в которой был бокал, задрожала.
— От одной мысли об этом, — тихо сказал легат, — у меня мурашки бегут по спине. Вы действительно не шутите, мессир да Мосто?
— Положение противников Папы слишком отчаянное, чтобы оставалось время для шуток. Каждый день, который Евгений проводит на папском троне — это потерянный день.
Тут вступил в разговор Мельцер, который с беспокойством спросил:
— Мессир да Мосто, а как быть с заказом папского легата, если Папе, как вы утверждаете, недолго осталось жить?
Да Мосто сначала строго поглядел на Пацци, затем на зеркальщика и наконец сказал:
— Вы готовьте тот текст, о котором говорил вам мессир Пацци. Кроме имени Папы. Его мессир Пацци сообщит вам через несколько дней.
Мельцер неохотно кивнул и промолчал. Тут Чезаре да Мосто схватил зеркальщика за руку и, прищурившись, спросил:
— А как насчет вас, мастер Мельцер? Я надеюсь, вы тоже принадлежите к числу противников Папы?
Мельцер ждал этого вопроса. Зеркальщик был уверен в том, что да Мосто обязательно его задаст, поэтому спокойно ответил:
— У нас в Майнце, мессир да Мосто, есть поговорка: «Чей хлеб я жую, того и песенки пою». Это значит, что я печатаю то, за что мне платят. Неужели я должен брать на вооружение то, что печатаю?
По лицу да Мосто промелькнула уважительная улыбка. Он поглядел на Пацци и сказал:
— Ну не хитрый ли он лис, наш печатник! Ни с кем не хочет пропадать!
И, обратившись к Мельцеру, продолжил:
— Поверьте мне, мастер Мельцер, на двух стульях не усидишь. Возможно, вам стоит еще раз все обдумать.
Мельцер хотел ответить, что не собирается быть «за» или «против» Папы, «за» или «против» дожа, но да Мосто внезапно прекратил разговор, объявив:
— Теперь я назову вам пароль, по которому вы узнаете участников заговора; я называю его при условии, что вы никому о нем не скажете и не станете использовать для того, чтобы распознать, друг перед вами или враг. Пароль такой: Giudicio di Frari.
— Giudicio di Frari, — в один голос повторили Пацци и Мельцер.