Восьмой грех - читать онлайн книгу. Автор: Филипп Ванденберг cтр.№ 19

Девушка время от времени останавливалась и звала:

— Шекспир! Шекспир!

Потом из ниоткуда выныривал белый клубочек, вестхайлендский терьер, и присоединялся к своей хозяйке. Почему девушка назвала собаку именем великого драматурга, никто сказать не мог — причины этого были настолько непонятны и загадочны, как само «Откровение» Иоанна.

У причала, где обычно стоит экскурсионный пароход, совершающий рейсы по Рейну из Кельна в Дюссельдорф, Шекспир начал истерически лаять, будто за ним гналась дюжина ротвейлеров. Окрики хозяйки не успокоили пса, и когда она подошла к нему, то обнаружила страшную находку.

Ночью течением прибило к берегу обнаженный труп. Он зацепился за плавающие сходни и покачивался на волнах, раскинув руки.

Обнаруженный труп (именно о нем шла речь) поставил перед полицейскими Кельна трудную задачу. О несчастном случае не могло быть и речи, потому что сорокалетний мужчина погиб в результате пулевого ранения в голову: левую половину черепа практически снесло, и за этим последовала мгновенная смерть.

Но состоянию тела, а также учитывая скорость течения реки, в полиции пришли к выводу, что мужчину, возможно, убили где-то между Бингеном и Нойвидом. Вскрытие, которое было проведено двумя днями позже, подтвердило это предположение: мужчину застрелили с большого расстояния, выстрел был произведен из крупнокалиберного оружия, скорее всего из автомата российского производства. Было извлечено две пули. Следов сажи не обнаружили.

Патологоанатомы университетской клиники Кельна отметили также повреждения на правом бедре, не связанные с убийством. Но поскольку они были старые, никаких предположений по поводу их возникновения сделать не удалось. Эксперты внесли все это в протокол, и на основании их обследования, с вероятностью в восемьдесят процентов, можно было утверждать, что с момента убийства до сброса тела в реку прошло не менее двенадцати часов. Поскольку в легких не оказалось следов речной воды, было решено, что мужчину убили до того, как он оказался в реке. Анализ крови не подтвердил наличия алкогольных и наркотических веществ.

Прокурор присвоил делу номер К-0103-2174.

На следующий день на первой полосе газеты «Кельн экспресс» появилась фотография убитого. Над ней был большой заголовок:

Загадочное убийство.

Помогите опознать мужчину.

Было раннее утро, но государственный секретарь Гонзага уже сидел перед двумя аккуратно сложенными стопками бумаг. Его кабинет располагался в Апостолическом дворце, непосредственно под приватными комнатами Папы. Из кабинета открывался вид на площадь Святого Петра. Через открытое наполовину окно доносились голоса болтливых францисканских священников, которые пришли из Палаццо дель Трибунале к исповедальням собора Святого Петра. Гонзага машинально расписывался на документах. Казалось, он совершенно не думал о работе и задумчиво смотрел в окно, а куча бумаг на столе абсолютно его не касалась. Наконец он отложил в сторону перьевую ручку, откинулся на спинку стула и развязал красный пояс своей мантии.

В комнату без стука вошел секретарь кардинала.

— Доброе утро, ваше преосвященство! Утренняя почта.

— Что-нибудь важное? — хриплым голосом спросил Гонзага, начав просматривать письма.

— Насколько я могу судить, ваше преосвященство, нет. Только вот…

— Да?

Соффичи вынул лист из стопки.

— Довольно глупо, вы не находите?

— Идея была не моя, а сестры Юдифи из ордена Franciscan Sisters of the Eucharist, [12] которая возглавляет интернет-отдел. Они дали компьютерам имена архангелов Михаила, Рафаила и Гавриила.

Гонзага устало улыбнулся. Смех был чужд ему. Смех, как он говорил, — это маска дьявола.

За семь лег пребывания в должности государственного секретаря Гонзага понял, что такую работу можно выполнять только с изрядной долей цинизма. Но вдруг он замер. Текст на распечатке гласил:

«Ваше преосвященство! Был очень счастлив и получил огромное удовольствие, общаясь с Вами так близко к Небу. Что касается моего предложения по поводу продажи вам капли крови Господа нашего, то мне кажется уместной цена в сто тысяч долларов. В ближайшие дни обращусь к Вам для уточнения условий. Обожженное лицо».

Еще больше, чем нескромное содержание письма, кардинала шокировала подпись.

— Какой-то сумасшедший, — отметил Соффичи. — Ежедневно на ваше имя приходят такие письма. Единственное, что отличает данное послание от остальных, — особое искусство формулировок. Что бы это могло значить— «…общаясь с Вами так близко к Небу»?

Гонзага поднялся, сцепил руки за спиной и беспокойно заходил по кабинету. Затем он закрыл окно, будто боялся, что их разговор могут подслушать, и сказал:

— Соффичи, вы мой преданный секретарь, и у меня не было повода жаловаться на вашу работу. Я необдуманно втянул вас в историю со святой плащаницей.

— Я не понимаю. К чему вы клоните, ваше преосвященство? У вас есть повод обвинить меня в излишней болтливости? — спросил Соффичи, предчувствуя плохие новости.

— Нет. Конечно нет. Я только хотел в очередной раз обратить ваше внимание, насколько опасна эта ситуация. Итак, я прошу вас: ни слова, ни одного замечания при посторонних! В этом случае посторонними можно считать даже кардиналов из курии.

Соффичи молча кивнул.

— Когда я летел из Франкфурта в Милан, — тихо начал Гонзага, — ко мне подсел незнакомец и показал запаянный в целлофан трапециевидный кусочек материи, размером не больше почтовой марки.

— Господи, смилуйся над нами. Я предчувствую самое страшное. Это недостающий кусочек материи из плащаницы!

— Предчувствие вас не обмануло, Соффичи. Но дело намного серьезнее, чем вы думаете. На этом кусочке ткани отчетливо видна капля крови…

— О нет! А я-то думал, что о нашем визите в замок Лаенфельс уже можно забыть.

— Я тоже так думал.

— У вас есть предположения, кто этот таинственный про давец?

— Незнакомец не назвал имени. А если бы он и представил ся, то наверняка бы солгал. Но у него есть особые приметы. У этого мужчины страшно обожженное лицо, которое он пытался скрыть под шляпой с широкими полями.

— И что же вы теперь намерены делать, ваше преосвящен ство? Вы же не собираетесь выполнить его требования? Я имею в виду, что сто тысяч долларов — это колоссальная сумма за такой кусочек материи, о котором нельзя даже сказать, настоящий ли он. Хотя с другой стороны…

Гонзага не ответил. Наконец, запинаясь, кардинал произнес:

— Что такое сто тысяч долларов по сравнению с теми бедами, которые может принести эта реликвия? Вы понимаете, о чем я говорю?