– Я и сейчас не понимаю.
– История Грааля как бы везде и в то же время являет собой
тайну. Когда Церковь, причислив Марию Магдалину к отверженным, хотела запретить
все разговоры о ней, ее история стала передаваться по скрытым каналам, в
основном в форме метафор и символов.
– Да, конечно, это я понимаю. Через искусство.
Лэнгдон указал на «Тайную вечерю»:
– Вот превосходный пример. Да и многие современные
произведения изобразительного искусства, литература, музыка говорят о том же.
Об истории Марии Магдалины и Христа.
И Лэнгдон рассказал ей о работах да Винчи, Боттичелли,
Пуссена, Бернини, Моцарта и Виктора Гюго, где в завуалированной форме делалась
попытка восстановить запрещенный церковниками образ священного женского начала.
Сказки и легенды о Зеленом рыцаре, короле Артуре, даже о Спящей красавице были
аллегориями Грааля. «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго, «Волшебная
флейта» Моцарта изобилуют масонскими символами и аллюзиями с историей Грааля.
– Стоит только раскрыть глаза, – продолжил
Лэнгдон, – стоит только понять, что на самом деле есть Грааль, и вы
увидите его повсюду. В живописи. Музыке. Литературе. Даже в мультфильмах,
развлекательных парках и самых популярных художественных фильмах.
Лэнгдон отвернул манжет рубашки и продемонстрировал ей часы
с Микки-Маусом, а потом рассказал о том, как всю жизнь Уолт Дисней работал над
тем, чтобы передать историю Грааля будущим поколениям. За это друзья даже
прозвали его современным Леонардо да Винчи. Ведь оба эти человека опережали
свое время, были чрезвычайно одаренными художниками, членами тайных обществ и,
что самое главное, заядлыми шутниками. Подобно Леонардо, Уолт Дисней просто
обожал использовать в своем искусстве зашифрованные послания и символические
знаки. Любой мало-мальски опытный ученый, специалист по символам, мог отыскать
в ранних фильмах Диснея целую лавину метафор и аллюзий.
Большинство тайных посланий Диснея были тесно связаны с
религией, языческими мифами и историями сверженной богини. Далеко не случайно
он экранизировал такие популярные сказки, как «Золушка», «Спящая красавица» и
«Белоснежка», – все они повествовали об угнетении священного женского
начала. Не нужно быть ученым, сведущим в символике, чтобы догадаться: Белоснежка
– это принцесса, впавшая в немилость после того, как посмела откусить от
отравленного яблока. Здесь просматривается прямая аллюзия с грехопадением Евы в
садах Эдема. Или же принцесса Аврора из «Спящей красавицы». Тайное ее имя –
Роза, и Дисней прячет красавицу в дремучем лесу, чтобы защитить от злой ведьмы.
Чем вам не история Грааля, только для детей?
Кино – искусство корпоративное, и Дисней сумел заразить
своих сотрудников духом игры. Многие его художники развлекались тем, что
вводили в фильмы тайные символы. Лэнгдон часто вспоминал, как один из его
студентов принес на занятия кассету с фильмом «Король-лев». Когда пленку стали
прокручивать, он остановил ее в определенном месте, и все вдруг отчетливо
увидели слово «SEX», плавающее над головой льва Симбы и состоящее из мелких
частичек пыли. Хотя Лэнгдон подозревал, что это скорее шутка мультипликатора, а
не сознательное использование аллюзии с сексуальностью язычников, он с тех пор
перестал недооценивать значение символов в творчестве Диснея. Его «Русалочка»
являла собой совершенно завораживающий гобелен, столь искусно сотканный из
символов утраченной богини, что это не могло быть простым совпадением.
Впервые увидев «Русалочку», Лэнгдон едва сдержал возглас
изумления и восторга. Он заметил, что картина в подводном царстве Ариэль – не
что иное, как произведение художника семнадцатого века Джорджа де ла Тура
«Кающаяся Магдалина» – дань уважения и памяти запрещенному образу Марии
Магдалины. И вообще весь этот полуторачасовой фильм являл собой коллаж прямых
символических ссылок на потерянную святость Исиды, Евы, богини рыб, а также
Марии Магдалины. В самом имени русалочки – Ариэль – просматривались тесные
связи со священным женским началом, в Книге пророка Исайи оно было синонимом
«осажденного Вавилона». Ну и, разумеется, длинные рыжие волосы Русалочки тоже
не были простым совпадением.
В коридоре послышался стук костылей сэра Тибинга. Вот он
вошел, остановился в дверях, и выражение лица его было суровым.
– Вам лучше объясниться, Роберт, – холодно и строго произнес
он. – Вы были нечестны со мной.
Глава 62
– Просто меня подставили, Лью, – пробормотал Лэнгдон,
изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Вы же меня знаете. Разве я
способен убить человека? Но Тибинг не смягчился. – Да ваше фото показывают
по телевизору! Вам было известно, что вас, черт побери, разыскивает полиция?
– Да.
– Тогда вы обманули мое доверие. Нет, такого я от вас никак
не ожидал. Удивлен, что вы подвергли меня такому риску. Явились в мой дом,
просили рассказать о Граале, и все с одной целью – спрятаться здесь.
– Я никого не убивал.
– Но Жак Соньер мертв, и полиция утверждает, что
преступление совершили вы. – Тибинг помрачнел. – Такой огромный вклад
в развитие искусства…
– Сэр! – В дверях появился дворецкий и встал у Тибинга
за спиной, скрестив на груди руки. – Давайте я выставлю их вон!
– Нет уж, позвольте мне. – Тибинг прошел по кабинету к
дверям террасы, распахнул. Они открывались на лужайку за домом. – Будьте
любезны, ступайте к своей машине и уезжайте отсюда!
Софи не двинулась с места.
– У нас есть информация о clef de voûte. Краеугольном
камне Приората.
Тибинг пристально смотрел на нее несколько секунд и
презрительно фыркнул:
– Хитрая уловка! Роберт знает, как я искал его.
– Она говорит правду, – сказал Лэнгдон. – Именно
за этим мы и приехали к вам. Поговорить о краеугольном камне.
Тут решил вмешаться дворецкий:
– Убирайтесь, или я позову полицию!
– Лью, – прошептал Лэнгдон, – мы знаем, где он
находится.
Похоже, решимость Тибинга была несколько поколеблена. Реми
грозно надвигался на них.
– Вон отсюда! Быстро! Иначе я силой…
– Реми! – прикрикнул Тибинг на своего слугу. –
Прошу прощения, но ты должен выйти отсюда на секунду.
У дворецкого просто челюсть отвисла от удивления.
– Но, сэр?.. Я категорически против! Эти люди…
– Я сам ими займусь! – И Тибинг указал на дверь.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Реми вышел, точно
побитая собака.
Из распахнутых настежь дверей тянуло прохладным ветерком.
Тибинг обернулся к Софи и Лэнгдону: