– Это называется последовательностью Фибоначчи, –
заявила она и кивком указала на бумажку в руке Фаша. – Это прогрессия, где
каждый член равен сумме двух предыдущих.
Фаш уставился на цифры. Действительно, каждый член был равен
сумме двух предшествующих, и, однако же, он совершенно не понимал, какое
отношение имеет все это к смерти Соньера.
– Математик Леонардо Фибоначчи сделал это открытие еще в
тринадцатом веке. И разумеется, это не простое совпадение, что цифры, которые
Соньер написал на полу, являются частью знаменитого ряда Фибоначчи.
Несколько секунд Фаш молча смотрел на Софи.
– Так, замечательно. Раз это не совпадение, может, тогда вы
объясните мне, почему Жак Соньер сделал это? Что он хотел этим сказать? Что подразумевал?
Она пожала плечами:
– Абсолютно ничего. В том-то и дело. Это просто
криптографическая шутка. Все равно что взять слова известного поэта и раскидать
их в произвольном порядке. С одной лишь целью: посмотреть, догадается ли
кто-нибудь, откуда цитата.
Фаш с угрожающим видом шагнул вперед и оказался лишь в
нескольких дюймах от Софи.
– Надеюсь, у вас есть более убедительное объяснение?
Мягкие черты лица Софи словно заострились, глаза смотрели
строго.
– Капитан, учитывая, с чем вам довелось столкнуться сегодня,
думаю, небесполезно будет знать, что Жак Соньер мог просто играть с вами. Но
вы, судя по всему, придерживаетесь другого мнения. В таком случае мне остается
лишь уведомить директора отдела криптографии, что вы больше не нуждаетесь в
наших услугах.
И с этими словами она резко развернулась и зашагала по
коридору к выходу.
Потрясенный Фаш наблюдал за тем, как она исчезает в темноте.
Она что, свихнулась? Софи Невё только что совершила самоубийство, в
профессиональном смысле этого слова. Поставила крест на своей дальнейшей
карьере.
Фаш обернулся к Лэнгдону. Тот все еще слушал сообщение по
телефону с озабоченным, даже встревоженным выражением лица. Посольство США.
Капитан Фаш презирал многое на этом свете… но вряд ли что-либо вызывало у него
большую ярость, чем посольство этой страны.
Фаш и американский посол регулярно вступали в стычки, и
схватки эти разгорались в основном из-за американских гостей в Париже. Почти
ежедневно Центральное управление судебной полиции арестовывало американских
студентов за хранение и употребление наркотиков, бизнесменов из США – за связь
с малолетними проститутками, американских туристов – за мелкие кражи в
магазинах и порчу общественной собственности. Легально во всех этих случаях
посольство США имело право вмешаться и выдворить виновных из страны, экстрадировать
их на родину. Что оно и делало, но там преступников никто не подвергал
уголовному преследованию.
А посольство продолжало делать свое черное дело.
Фаш называл такую практику «кастрацией судебной полиции».
Недавно в «Пари матч» была опубликована карикатура, на которой Фаш был
изображен в виде полицейского пса, пытающегося укусить американца-преступника.
Но дотянуться до него никак не удавалось, поскольку пес сидел на цепи,
прикованный к американскому посольству.
Только не сегодня, напомнил себе Фаш. Не стоит заводиться,
слишком многое поставлено на карту.
Лэнгдон закончил говорить по телефону. Выглядел он ужасно.
– Все в порядке? – спросил его Фаш. Лэнгдон покачал
головой.
Плохие новости из дома, решил Фаш и, забирая у Лэнгдона
телефон, заметил, что профессор вспотел.
– Несчастный случай, – пробормотал Лэнгдон со странным
выражением лица. – Один мой друг… – Он умолк и после паузы добавил: –
Мне необходимо лететь домой завтра же, рано утром.
У Фаша не было никаких оснований подозревать Лэнгдона в
притворстве. Однако он заметил, вернее, почувствовал: здесь что-то не так. В
глазах американца светился страх.
– Мне очень жаль, прискорбно слышать, – сказал Фаш, не
сводя с Лэнгдона испытующего взгляда. – Может, вам лучше присесть? –
И он указал на скамью в коридоре.
Лэнгдон рассеянно кивнул и шагнул к скамье. Но затем вдруг
остановился.
– Боюсь, мне надо посетить туалет, – виновато и
смущенно произнес он.
Фаш нахмурился – эта пауза была совсем ни к чему.
– Туалет… А, ну да, конечно. Давайте устроим перерыв на несколько
минут. – Он махнул рукой в сторону длинного темного коридора, откуда они
пришли: – Туалеты там, прямо за кабинетом куратора.
Лэнгдон явно колебался. А потом указал на один из коридоров
Большой галереи:
– Кажется, есть и ближе, вон там, в конце коридора.
Фаш понял, что Лэнгдон прав. Большая галерея заканчивалась
тупиком, где находились два туалета.
– Вас проводить?
Лэнгдон покачал головой и зашагал по коридору.
– Не обязательно. Думаю, мне будет только на пользу побыть
несколько минут одному.
Фаш был не в восторге от этой идеи. Утешал его лишь тот
факт, что Большая галерея действительно заканчивалась тупиком. А выход
находился в противоположной стороне, там, где до сих пор была опущена решетка,
под которой они пролезли. И хотя по правилам противопожарной безопасности такое
большое помещение должно быть обеспечено запасными выходами, все эти пути
автоматически перекрылись, как только Соньер включил сигнализацию. Нет, сейчас
наверняка систему переключили, дополнительные выходы на лестницы открыли, но это
не имело значения, поскольку главные наружные двери охранялись агентами
управления судебной полиции. Лэнгдон никак не мог ускользнуть.
– Мне надо на минутку зайти в кабинет мистера
Соньера, – сказал Фаш. – Там меня и найдете, мистер Лэнгдон. Нам
необходимо обсудить еще кое-что.
Лэнгдон кивнул и исчез в темноте.
Фаш развернулся и сердито зашагал в противоположном
направлении. Дойдя до решетки, пролез под ней, вышел из Большой галереи, быстро
миновал коридор и ворвался в кабинет Соньера.
– Кто позволил пропустить Софи Невё в здание? – грозно
осведомился он.
Колле первым обрел дар речи:
– Но она сказала охранникам у входа, что расшифровала код.
Фаш огляделся.
– Так она ушла?
– А разве она не с вами?
– Нет. Она ушла. – Фаш выглянул в темный коридор.
Очевидно, Софи была просто не в настроении, а потому на пути к выходу не
заглянула в кабинет поболтать с ребятами.