«Дао
[21] физики».
«Бог: только факты».
На корешок одного из фолиантов была наклеена полоска бумаги
с рукописной цитатой: «Подлинная наука обнаруживает Бога за каждой открытой ею
дверью», — папа Пий XII.
— Леонардо был католическим священником, — где-то
за спиной Лэнгдона глухо произнес Колер.
— Священником? — удивленно обернулся к нему
Лэнгдон. — Мне казалось, будто вы говорили, что он физик.
— Он был и тем, и другим. История знает такие примеры,
когда люди умели совместить в своем сознании науку и религию. Одним из них был
Леонардо. Он считал физику «Божьим законом всего сущего». Утверждал, что
повсюду в устройстве окружающей нас природы видна рука Бога. И через науку
надеялся доказать всем сомневающимся существование Бога. Он называл себя
теофизиком.
[22]
— Теофизиком? — не веря своим ушам, переспросил
Лэнгдон. Для него подобное словосочетание казалось парадоксальным.
— Физика элементарных частиц в последнее время сделала
ряд шокирующих, не укладывающихся в голове открытий… Открытий по своей сути
спиритуалистических, или, если вам угодно, духовных. Многие из них принадлежали
Леонардо.
Лэнгдон недоверчиво посмотрел на директора центра.
— Духовность и физика?
Лэнгдон посвятил свою карьеру изучению истории религии, и
если в этой сфере и существовала неопровержимая аксиома, так это та, что наука
и религия — это вода и пламя… заклятые и непримиримые враги.
— Ветра работал в пограничной области физики
элементарных частиц, — объяснил Колер. — Это он начал соединять науку
и религию… демонстрируя, что они дополняют друг друга самым неожиданным
образом. Область своих исследований он назвал «новой физикой».
Колер достал с полки книгу и протянул ее Лэнгдону. Тот
прочитал на обложке: «Леонардо Ветра. Бог, чудеса и новая физика».
— Эта весьма узкая область, — добавил
Колер. — Однако она находит новые ответы на старые вопросы — о
происхождении Вселенной, о силах, которые соединяют и связывают всех нас.
Леонардо верил, что его исследования способны обратить миллионы людей к более
духовной жизни. В прошлом году он привел неопровержимые доказательства
существования некой энергии, которая объединяет всех нас. Он продемонстрировал,
что в физическом смысле все мы взаимосвязаны… что молекулы вашего тела
переплетены с молекулами моего… что внутри каждого из нас действует одна и та
же сила.
Лэнгдон был абсолютно обескуражен. «И власть Бога нас всех
объединит».
— Неужели мистер Ветра и вправду нашел способ
продемонстрировать взаимосвязь частиц? — изумился он.
— Самым наглядным и неопровержимым образом. Недавно
журнал «Сайентифик америкэн» поместил восторженную статью, в которой
подчеркивается, что «новая физика» есть куда более верный и прямой путь к Богу,
нежели сама религия.
Лэнгдона наконец осенило. Он вспомнил об антирелигиозной
направленности братства «Иллюминати» и заставил себя на миг подумать о
немыслимом. Если допустить, что братство существует и действует, то оно,
возможно, приговорило Леонардо к смерти, чтобы предотвратить массовое
распространение его религиозных воззрений. Абсурд, вздор полнейший!
«Иллюминати» давным-давно кануло в прошлое! Это известно каждому ученому!
— В научных кругах у Ветра было множество
врагов, — продолжал Колер. — Даже в нашем центре. Его ненавидели
ревнители чистоты науки. Они утверждали, что использование аналитической физики
для утверждения религиозных принципов есть вероломное предательство науки.
— Но разве ученые сегодня не смягчили свое отношение к
церкви?
— С чего бы это? — с презрительным высокомерием
хмыкнул Колер. — Церковь, может быть, и не сжигает больше ученых на
кострах, однако если вы думаете, что она перестала душить науку, то задайте
себе вопрос: почему в половине школ в вашей стране запрещено преподавать теорию
эволюции? Спросите себя, почему Американский совет христианских церквей
выступает самым ярым противником научного прогресса… Ожесточенная битва между
наукой и религией продолжается, мистер Лэнгдон. Она всего лишь перенеслась с
полей сражений в залы заседаний, но отнюдь не прекратилась.
Колер прав, признался сам себе Лэнгдон. Только на прошлой
неделе в Гарварде студенты факультета богословия провели демонстрацию у здания
биологического факультета, протестуя против включения в учебную программу курса
генной инженерии. В защиту своего учебного плана декан биофака, известнейший
орнитолог Ричард Аарониэн, вывесил из окна собственного кабинета огромный
плакат с изображением христианского символа — рыбы, но с пририсованными
четырьмя лапками в качестве свидетельства эволюции выходящей на сушу
африканской дышащей рыбы. Под ней вместо слова «Иисус» красовалась крупная
подпись «ДАРВИН!».
Внезапно раздались резкие гудки, Лэнгдон вздрогнул. Колер
достал пейджер и взглянул на дисплей.
— Отлично! Дочь Леонардо с минуты на минуту прибудет на
вертолетную площадку. Там мы ее и встретим. Ей, по-моему, совсем ни к чему
видеть эту кошмарную картину.
Лэнгдон не мог с ним не согласиться. Подвергать детей столь
жестокому удару, конечно, нельзя.
— Я собираюсь просить мисс Ветра рассказать нам о проекте,
над которым они работали вместе с отцом… Возможно, это прольет некоторый свет
на мотивы его убийства.
— Вы полагаете, что причиной гибели стала его работа?
— Вполне вероятно. Леонардо говорил мне, что стоит на
пороге грандиозного научного прорыва, но ни слова больше. Подробности проекта
он держал в строжайшей тайне. У него была собственная лаборатория, и он
потребовал обеспечить ему там полнейшее уединение, что я, с учетом его таланта
и важности проводимых исследований, охотно сделал. В последнее время его
эксперименты привели к резкому увеличению потребления электроэнергии, однако
никаких вопросов по этому поводу я ему предпочел не задавать… — Колер
направил кресло-коляску к двери, но вдруг притормозил. — Есть еще одна
вещь, о которой я должен вам сообщить прежде, чем мы покинем этот кабинет.
Лэнгдон поежился от неприятного предчувствия.
— Убийца кое-что у Ветра похитил.
— Что именно?