Нешкольный дневник - читать онлайн книгу. Автор: Антон Французов cтр.№ 14

Он стянул с меня белье, самый свежий подарок Костика, а потом заставил походить вокруг себя и при этом, плавно выгибаясь, принимать различные позы. Как в подводной лодке: не доходило. Я выполняла все с механическим равнодушием: у «мамы» тяпнула «Хеннесси». Потом он сам разделся, манерно, тягуче, я с отвращением решила, что все мужики козлы и уроды, а как только увидишь более или менее красивого мужика, так он оказывается педерастом.

Поволок на кровать. Широкую кровать, она почему-то вызвала у меня терпкий и теплый ком в горле, и — о нашем палисаде под окном, где растут молодые вязы. Да.

Он проводил рукой от колена до бедра, а потом сполз вниз и коснулся языком внутренней поверхности моего бедра, — и начал подниматься… я вздрогнула всем телом, когда он вошел в меня, но не тем, чем это делал Костик, Веня Корженевич, Миша, а — языком. Я еще не знала, только в теории: кажется, это называется куннилингус, всплыл замысловатый термин, отдающий солоноватостью и стелющийся глубоким дыханием… а потом в низу живота вспыхнуло и заворочалось что-то выламывающее все тело, посылающее сладкие конвульсии в немеющие руки и независимо от сознания раскидывающиеся в стороны ноги. Я ведь не хотела, чтобы мне было хорошо, — но это пришло против воли. А потом Роман вскинул голову <перечеркнуто> рванул меня на себя так, что моя голова рванулась назад. Он поднялся в полный рост на кровати, сунул мне в лицо свой внушительный член, который хоть и принадлежит педерасту, но тем не менее реагирует на меня как у нормального мужчины. Впрочем, откуда мне знать про нормальных, если их нет и не было для меня, потому что нет вообще.

— Ну… работай, — говорит он. — Ну… так. Если будешь сосать так же хорошо, как один мой знакомый из Питера, гонорары у тебя будут… неплохие. А, ничего… завтра тебя подучат, чтобы зубами не задевала, оформят технически — послезавтра. Ничего… толк выйдет. Ладно… теперь я.

В тот же день я прибежала к Костику и кричала, чтобы он помог мне. Что меня засунули в блядюшник для пухлых папиков и собираются разъебывать. Я кричала, чтобы он меня спас, ведь он всегда хвастался, какой он крутой и сколько у него возможностей… вообще. Мефодьев съежился, наверно, для него моя речь стала еще большим потрясением, чем когда он узнал, что «Муму» написал вовсе не Чехов и даже не Сергей Александрович Пушкин. Нет, вру… помню, он сначала порывался было рвануть на горле ворот и заорать о том, что пасть порвет и моргала выколет всякому, кто его телку тронет. Ан нет, как узнал о Хомяке и подручных, а потом о фирме «Виола», куда меня ткнули… с лица спал.

Трус.

Костика мы убили с Ромой. Я уже около года работала в «Виоле», закончила лицей экстерном, учителя пели панегирики, собирались давать какую-то там медаль. Со стороны жизнь моя была лучше не придумаешь: из интеллигентной семьи, учусь хорошо, деньги водятся, а то, что дома время от времени не ночую — так молодежь сейчас вся такая, дескать… А на самом деле я стала что-то иметь от своего профессионального блядства только через несколько месяцев, когда Хомяк перестал выкачивать все заработки, сам стал моим постоянным клиентом и лавэ подкидывал Это как Костик говорил: «Я тебя люблю типа с того конца, что по-русски слово «love» — «лав» — произносится как «лавэ». Я Костика давно не видела. Мы бухали с Ромой, я вдруг решила: сука Костик. Сколько он меня унижал, Костик Размазывал. Он был вмазанный, Рома. До сих пор не знаю его фамилии, простите. И он не скажет, да и не нужно <перечеркнуто> уже не помню, почему меня так взорвало от ненависти, может, интоксикация… я беременная была, от этого суки беременная, от Хомяка. Неадекватно себя воспринимала. Рома тоже ничего, ему было все равно. Он и сейчас — как убийца, словно убийца, а, быть может, такой и есть. Мы приехали к Костику, он вывалился в прихожую, огромный, громоздкий, у меня холодом обдало сердце, когда я вспомнила, как он струсил и бросил меня на руки этих ублюдков… Хомяков, Гриш, Жор, «мам» Максимовн Почему-то я ненавидела в тот момент Костика больше, чем Хомяка, который меня перемолол, убил врача Мишу Степанцова. Подлость — она хуже жестокости, вот скажу, и на этом достаточно морализаторства.

Я ударила его по лицу, прохрипела что-то, потому что он успел отмахнуться и попал мне прямо в живот. Боль страшная, перекорежило меня, я прямо об пол… Рома ударил Костика раз и другой, приемом сломал ему руку, я еще слышала хруст, а потом, когда тот упал, вытащил нож, который он стянул из ресторана, и пришпилил ладонь здоровой руки Костика к обувной тумбочке в прихожей. Я и не знала, что у Романа такая страшная силища, хотя он ниже Костика на голову почти. Костик выл па полу, дергался от боли, а у меня почему-то саднило в голове евангельскими строками.

Роман сказал:

— Сможешь его завалить?

Мне было дико больно, но я была обязана превозмочь, сказала быстро, словно стесняясь:

— Смогу.

Мне было пятнадцать с половиной, Господи. 15, 5 <нрзб> если бы можно было проставить это в графе возр<аст>.

Он всегда считал себя крутым, этот Костик. Особенно когда плющил на своем джипе бродячих собак, а потом точно так же переехал меня. Убивать плохо, но разве лучше убивать желание жить?

Он говорил, что нельзя, что он даст денег, что… что (пробел, расширяющийся книзу, судя по всему, в оригинале дневника была наискось вырвана часть страницы. — Изд.) споил папашу, чтобы тот не вонял по поводу нашей с Костиком связи <вырвано> апаша повесился на подтяжках в сортире, когда узнал, что Костик устраивал мне групповичок по-саратовски — с Кирюхой и Мер <вырвано>

Он еще что-то кричал, но я зажмурилась и ударила его ножом. Кажется, сразу не попала, потому что он жутко завыл и попытался оттолкнуть меня ногами. Он был страшно силен, но Роман ткнул ему кулаком в солнечное сплетение и, кажется, направил туда мою руку с ножом.

Печально. Но — не Карл Моор. Это как резать колбасу, без геройства.

Убийство Костика взъерошило микрорайон, братва стала j на уши, стали строить знакомых ментов, чтобы те правильно расследовали, как говорится. Конечно, нас так и не нашли. До поры до времени. Но мне все равно пришлось отвечать, потому что Романа по какому-то совершенно идиотскому, дырявому стечению обстоятельств забрали в стройные ряды вооруженных сил. Жаль, мы не в Израиле, я пошла бы вместе с ним, если <не дописано> За убийство Костика я ответила тем, что у меня случился выкидыш. От того удара. Мать так ничего и не знала, она, после того как нашла отца в туалете висящим на собственных подтяжках, немного двинулась, и, что бы я ей ни говорила, она барахталась в одних и тех же словах: «Правильно, Катя, правильно, дочка». Мне кажется, я даже могла рассказать ей про «Виолу», и то бы она пропела свое коронное.

Но при всем при этом она не уставала стрелять у меня деньги, ничуть не удивляясь, откуда у шестнадцатилетней девчонки столько денег. Как не удивлялась она, когда я приходила домой на полусогнутых после «приема» или «паровозика», а когда негр из Гваделупы, залетный, проломил мне голову, мать сама утвердительно сказала: «Я всегда говорила, что не надо ходить на таких шпильках. Это же не каблуки, а ходули какие-то. Вот и упала». И в больницу ко мне в результате ходила бабка, а мать только охала и говорила, что мне нужно готовиться в университет, а я болею.