Нешкольный дневник - читать онлайн книгу. Автор: Антон Французов cтр.№ 16

Жуткое вечернее марево обволокло первый мой «прием».

Для тех, кто не знает, что такое «прием», для этих счастливцев и счастливиц, не знающих об эскорт-услугах ничего сверх жеманных строчек типа «Досуг. Выезд. Апартаменты» или «Романтические встречи. Делаем все» — поясню, что такое «прием». «Прием» — это когда тебе отказываются платить. Просто считают, что блядям платить западло, что они на то и бляди, чтобы их пользовать во все дыры, избивать, харить паровозом отнюдь не под музыку Вивальди. Вот такие они понятийные, эти мужики. Киллер — работа почетная, путана — грязная, и с нее даже как-то лавэ стричь западло, хотя, по сути, и киллер, и проститутка продают себя: он — свои боевые навыки, умение стрелять, она — свое искусство в постели. Одно и то же, но какой разный подход.

Я сидела в машине с Генычем и говорила по телефону с Хомяком, который в тот момент соскочил в Москву, он сказал, что выставление меня на панель на общих основаниях — это явление временное, что завтра же меня отправят на загородную виллу к одному чинарю, вице-спикеру облдумы, а потом мы поедем в круиз по Средиземному морю. Загранпаспорт на мое имя и путевки у него якобы уже в кармане. Как раз в этот момент Генычу скинули на пейджер срочный заказ, из «Карусели», бывшего спорткомплекса «Торпедо». «Карусель» была напичкана разнокалиберными массажными (в самом деле массажными, без блядства) кабинетами, соляриями, парикмахерскими, тренажерными залами, саунами, прочими сервисными шарашками. Я там последний раз была, когда «Карусель» еще называлась спорткомплексом «Торпедо», где занималась в группе гимнастики.

В «Карусели», по словам Геныча, «приемов» быть не могло, потому что там был знакомый начальник охраны, сам имевший пай в «Виоле». Заказывали двух девочек Наши все были на заказах, никого свободных. Геныч позвонил в контору и выяснил, что в «Карусели» устроили «конкурс красоты», что туда свозят телок с нескольких контор, но что особенно желают «виоловских», «элиток».

— В «Карусель»? — сморщилась я. — Там, наверно, какие-нибудь уроды засели. Что, меня?..

Геныч оглядел меня сурово и сказал:

— А больше некого, Катя.

— Да им же две требуются. Может, прокатят «паровоз», потом ходи на полусогнутых! — энергично завозражала я.

Геныч шмыгнул носом и сказал:

— Ты вот что, дорогая. Я, конечно, к тебе хорошо отношусь, но только скажу, что зажралась ты. Заказ есть заказ, работа есть работа, Максимовна меня по головке не погладит, если продинамим. Поехали, Витюша! — кивнул он водиле. — «Карусель» всегда чистая была, в «белом» списке. Тем более туда сегодня уже выезжали из других контор. Так что не трынди, Катька.

Я ответила, что если бы он знал, то не стал бы говорить, что я зажралась. Под тем, что он не ЗНАЛ, я, разумеется, имела в виду не два с половиной года работы в элитном эскорт-агентстве, а шоковую терапию и повальное клиническое блядство в больнице, убийство на моих глазах Сивого, который чуть меня не изнасиловал, и Миши Степанцова, которого я. сама насиловала, даже когда он того не очень хотел <нрзб> мочилово в квартире Костика, потерю Романа… но хорошо, что я ничего этого не стала Генычу говорить, да он и не слушал меня.

Подъехали мы на заказ ровно в полночь, как сейчас помню. У «Карусели» с потухшими фарами стояло несколько машин, в одной из них сидел худой лохматый парень, в котором Генчев признал водилу одной из конкурирующих контор. Тот ему сказал, что «приема» нет, но что подобрались в «Карусели», какие-то сексуальные монстры, уже пятый эскорт вызывают. Но платят, кого отбирают если. Вроде как гуляют знакомые Феди Федорчука, начальника бригады охраны: он из всех «секьюришек» один, друзей принимает и вот развлекает.

— Откинулись на днях, — сказал он вполголоса Генычу. Я расслышала, но тогда смысла сказанного не просекла. А следовало бы.

Против всех правит Геныч меня не оставил в машине, чтобы проверить, все ли чисто и действительно заказ на «прием» не тянет. У них с Федорчуком все на доверии было, так что он сразу меня повел.

Заказчики в сауне сидели, за столом, разной хренью заваленным. Странный стол был: с дорогущим коньяком соседствовала паленая водка, а на гору блинов с красной и черной икрой и сметаной накинули квелой капусты, которую уважающая себя свинья и жрать-то не будет. Трое их было: Федя Федорчук, я его и раньше у нас в конторе видела, здоровый такой бычара с тату на плече, мрачный он сидел, расцветал тифозными такими розочками на щеках. Двое других на зэковщину мутную смахивали — небритые, с синими наколками, глаза как две щелочки, у одного шрам косой через все лицо, рот перекривился, и оттого похож этот расписной дядя на экспонат из питерской Кунсткамеры. Федя Федорчук и тот, что со шрамом, смолчали, когда мы вошли с Генычем, а третий затеребил свои причиндалы, он голый был совсем, заорал высоким, бритвенным голосом:

— А, соску еще одну пригнали! — Лицо у него синее было, как от удушья. — Ты, фраерок, образом не свети, все, базарю, глянцево будет, — кивнул он Генычу, который к ним вплотную подошел и разглядывал клиентуру.

Мне все это сразу не понравилось, особенно если учесть, что мужик со шрамом не пьяный был, а вмазанный скорее — глаза совсем безумные. Геныч, кажется, то же самое испытывал, потому что сказал Федорчуку:

— Я, Федя, тебя знаю, у нас с тобой всегда все, как говорится, пучком было… да только давай сразу обговорим.

— Гости мои не нравятся, что ли? — буркнул тот, и я подумала, что и ему самому гости, видно, не нравятся. — Не гнои базар, сутер, оставляй телку, бобы хавай и вали.

Геныч насупился:

— Ты, Федя, не понял. Если ты вздумал групповичок зарядить, так с Катькой это не прокатит, сам знаешь. Она не «сикуха» какая-нибудь.

— На себя беру ее, — ответил тот, — на два часа. Базарю. Пишусь, бля.

— А гости твои как же?

— А на гостей в сауне еще есть шмары, — сказал Федорчук и выпил стакан водки, а потом вдруг врезал кулаком по столу так, что подлетели стаканы и тарелки, и заревел: — Ты, сутер, непонятки не косорезь, бля! Тебе лавэ платят, чтобы ты телок по заказам раскидывал, а не пел нам тут сладко, как Муслим Магомаев!

Геныч оторопел, я видела. Никогда еще с ним Федорчук так не разговаривал. То, что начальник местной охраны был пьян, это ничего, и раньше он по ночам не чаи гонял. Геныч подобрался весь, голову в плечи въежил и заговорил осторожно:

— Федя, ты меня знаешь. У нас правило: один клиент — одна девочка. Групняк не обслуживаем. Кому-кому, а тебе это хорошо известно.

— Попалился Федорчук, — хмыкнул мужик со шрамом, щуря на меня остекленелые глаза, — с проститутского мясца купоны стрижешь? Не в падлу так керосинить, что…

В этот момент открылась дверь, ведущая в душевые, оттуда в клубах пара вывалила чья-то тощая, смешно ковыляющая фигурка. За ней — еще одна, явно женская и необъятно просторная в бедрах. Гиппопотам, не соблюдающий диеты. Геныч продолжал разруливать нежданную непонятку с Федорчуком, а я уже ничего не слышала, потому что, широко раскрыв глаза, смотрела на вышедшего из душевой колченогого мужика и с ним бегемотиху.