Уханов ушел минут через десять, услышав все, что хотел услышать. Шесть тысяч баксов у Бобрика уже на кармане, он, как договорились, все вернет во вторник. Но передаст деньги не посреднику, а лично Месяцу, из рук в руки. И накатает расписку еще на четыре штуки баксов, штраф за бегство Петьки. Пусть в полдень босс подъезжает к так называемому отчему дому. «Не унывай, — напоследок ободрил Уханов. — Часть денег займешь. Часть отработаешь. Пока доделаешь веранду, в бане место истопника освободится. Ты без дурных привычек, не запойный. Устроим». С тяжелым сердцем Бобрик вернулся в дом, сел за столом напротив отца и выложил все.
«Тебе, батя, завтра же нужно отсюда валить, потому что добром эта бодяга не кончится, — он снял с ремня поясную сумку и выложил на стол пять тысяч баксов сотенными. — Это твои деньги. Поживешь у тетки в Ростове. Может, в тех местах пят штук — это деньги. И можно на них купить хотя бы небольшой домик». Отец молча пересчитал купюры, завязал в тряпицу и спрятал в потайном кармане тулупа. Кажется, он понял, что придется уезжать навсегда, хочет он того или нет, и все разговоры — пустой звон.
«Что ж, спасибо, тебе, сынок, за мою счастливую старость, — сказал Матвеич. — Большое спасибо. Значит, доживать мне век по чужим углам». Он надел куртку и вышел за порог, хлопнув дверью. В тот раз отец так наклюкался, что, возвращаясь из пивной, повалился у калитки. Бобрик испугался: неизвестно, сколько времени батя валялся в темноте на морозе, возможно, замерз насмерть. Но Матвеич неожиданно икнул и зашевелился. Погрузив обмякшее тело на двухколесную тачку, Бобрик довез батю до крыльца. А дальше, до кровати, опять тащил волоком. Решив, что не заснет после такой зарядки, заперся в гараже и до утра перебирал движок мотоцикла.
* * *
Во вторник Бобрик приехал в поселок «Рассвет», открыв калитку, снял замок с ворот, распахнул створки и, взявшись за лопату, долго расчищал снег, чтобы машина Месяца спокойно заехала на участок. Закончив с этим делом, снял с багажника мотоцикла канистру с керосином, затащил на веранду и, открутив крышку, поставил ее на доски пола. Дав себе передых, сел на ступеньки недостроенной веранды и долго смотрел серо-голубое небо. Потеплело, солнце припекало так, что снег пожелтел, сделавшись тяжелым и рыхлым. До весны поселок опустел, тишина такая, что слышно, как у дальнего леса кричит какая-то птица. Бобрик смолил сигарету, тряс, как погремушку коробок с охотничьими спичками. И думал, что сегодня уезжает из родных мест навсегда, и обратной дороги уже не будет.
Джип Месяца подкатил к распахнутым воротам с получасовым опозданием, въехал на участок, Опелю Уханова места не нашлось, пришлось оставить машину на дороге. Бобрик поднялся, ладонью стряхнув прилепившиеся к заду опилки. Месяц, пребывавший в приподнятом настроении, по узкой тропинке прошагал от машины до дома, вслед за хозяином из джипа выбрался плечистый водила. Он потоптался у машины, разминая ноги и подставляя откормленную морду солнечным лучам. Куртка на груди топорщилась, видимо, мужик носил ствол в подплечной кобуре.
«Ну, что, работник, подставил тебя твой кент? — спросил Месяц и дружелюбно улыбнулся, хотел протянуть Бобрику руку, но вдруг решил, что это лишнее. — Строить бизнес с друзьями — последнее дело. Всегда будешь в пролете. Никогда не путай дружбу и деньги. И помни: предают только свои». «Наука мне будет», — шмыгнул носом Бобрик. «Я пообещал его устроить истопником в нашу городскую баню. Ну, когда веранду добьет, — вынырнул из-за плеча хозяина Уханов. — Надо же долги отрабатывать, раз с деньгами туго».
«Правильно, — одобрил Месяц. — Только, когда заступит на трудовую вахту, надо вытащить шнурки из его ботинок. И посадить пацана на цепь. Ему же лучше. И мне спокойнее. В прошлом году один истопник лыжи намылил. А другой, когда его цепью к трубе пристегнули, удавился на шнурках прямо у горящей топки. Когда мы с парнями спустились вниз, его ноги превратились в две головешки. И мясом горелым целый месяц воняло. Ясно, работа грязная, жара… На психику давит, когда сидишь неделями в этой помойке. Но ты, Сашка, чувак крепкий, выдержишь. Отпыхтишь полгода в подвале, а там найдем тебе работу почище». «Буду стараться», — кивнул Бобрик.
«Фанеру не забыл?»— перешел к делу Месяц. Бобрик расстегнул кожанку, вытащил застиранную тряпицу, под тканью на ощупь стопка бумажных денег. Месяц развернул тряпку и на несколько секунд потерял дар речи, увидев нарезанные по размеру денег куски газеты. Налетевший ветер, подхватил бумажных клочки, разбросал их по снежному насту.
«Это что за ху… Что за юмор?»— Месяц впервые в жизни посмотрел на Бобрика с интересом, будто увидел перед собой бродячий труп, который по недоразумению вылез из могилы. В левой руке Бобрик уже сжимал рукоятку ТТ. Правой рукой, ухватил Месяца за ворот куртки, рванул на себя, ткнув своего оппонента стволом в живот. Лицо Уханова сделалось серым, он выронил портфель, шагнул назад, провалившись в рыхлый водянистый снег. И остолбенел, задрав лапки кверху.
«Только пальцем шевельни, тварь вонючая, и пуля в твоем брюхе, — прошептал Бобрик. — Где расписка?»В кармане, — Месяц отвечал спокойно, но правая щека подергивалась. В этом городе никто не смел на него показать пальцем, а тут какая-то падла стволом в живот тычет. — Зря ты так. Эта филькина грамота не имеет силы в суде. Она даже у нотариуса не заверена". «Она имеет силу на бандитских стрелках», — прошептал Бобрик. Свободной рукой рванул вниз молнию куртки, сунул ладонь во внутренний карман. Вытащил кошелек и сложенную вчетверо бумажку, опустил добычу в карман джинсов.
Водила джипа, услышав за спиной странные звуки, оглянулся, понял: что-то идет не по сценарию. Через пару секунд он держал в руке автоматический пистолет девятого калибра. Поднял ствол, но стрелять не рискнул. Он видел только широкую спину хозяина, которая закрывала цель. Бобрик трижды выстрелил из-под руки Месяца. Он метил в живот охранника, но попал только один раз, в левое колено. Нога подломилась, мужик вскрикнул и бросил пистолет, глубоко провалившийся в снег. Упав на бок, согнулся пополам и застонал в голос. Одна пуля попала в заднюю дверцу джипа, вторая прошила бензобак.
Оттолкнув от себя противника, Бобрик шагнул назад, опустил ствол. Прицелившись, нажал на спусковой крючок. Пуля насквозь пробила ботинок, отрезав большой палец правой ноги точно по фаланге. Месяц упал на снег и завыл, побитая как собака.
«А ты что вылупился?»— Бобрик приблизился к Уханову, совершенно отупевшему от страха. Колени мелко вибрировали, кисти рук выписывали в воздухе кренделя. Посмотреть со стороны, решишь, что Вадим Вадимович вдруг решил сбацать лезгинку, и теперь приглашает на танец молодого человека. «А чего? Я чего? — повторял Уханов. — Я ничего. Я человек маленький. Мне сказали, а я…»Бобрик не дослушал, развернувшись, рукояткой пистолета въехал между глаз Вадима Вадимовича, тот опустился на колени, прижал ладони к лицу. Бобрик ударил его носком башмака в плоский живот. Уханов даже не посмел застонать. Он стоял на коленях, размазывая кровь по лицу.
Месяц лежал на снегу и уже не выл, вполголоса матерился. «Ну что, теперь мы в расчет? — нагнувшись, спросил Бобрик. — Все вопросы утрясли?»Месяц не хотел отвечать, разжав губы, сплюнул на снег. Бобрик каблуком башмака наступил ему на пальцы руки: «Что, мычишь? Сколько я тебе должен? Тысячу? Две? Десять? Отвечай, тварь». «Нисколько, — выдавил из себя Месяц. — Долг списан». «То-то же. А вот за тобой задолженность еще числится. И я хочу, чтобы ты немедленно ее покрыл», — Бобрик поднялся на веранду, пнул подметкой канистру с керосином и отступил в сторону, наблюдая, как жидкость разливается по доскам. Он чиркнул спичкой, бросил ее в лужу керосина. Огонь поднялся вверх, к потолку, быстро набрал силу. Бобрик открыл трофейный бумажник, выпотрошил его и пересчитал деньги. Да, жалкое зрелище. Кто бы мог подумать, что мафиози городского масштаба таскает с собой эти гроши. Пустой бумажник и расписка полетели в огонь.