— Минутку, синьор Тамбурелло. Почему вы называете третье письмо анонимным, если вам известно, что оно от кавалера Ло Монако?
— А старик других не пишет, только анонимные, вам любой скажет. Бедняга этим от нечего делать занимается. Я понял, что письмо от него, потому как почерк его знаю. А пакет, про который я начал говорить, был от тестя Филиппо Дженуарди зятю в Палермо.
— Разве Филиппо Дженуарди переехал в Палермо? Что, он больше не живет в Вигате?
— Никуда он не переезжал. Просто уже больше месяца живет в Палермо. То ли торговые дела у него там, то ли женщина. А письма, которые ему приходят, тесть кладет по несколько штук в конверт и отправляет в Палермо, в пансион на улице Тамбурелло. Улица называется как моя фамилия, потому я и запомнил.
— Что же тогда искали взломщики?
— Сам в толк не возьму. И смею просить вас об одолжении, дон Лолло.
— Сделаю все, что смогу.
— Если вы что-нибудь прослышите… Если узнаете невзначай, что у них было на уме… Просто так двери не взламывают… Я не понимаю. А вдруг это намек был… вдруг меня предупредить хотели, предостеречь?..
— Да как вы могли подумать? Намек? Предостережение такому благородному, такому кристально честному человеку, как вы? Не сомневайтесь, если что-нибудь узнаю, тут же вам сообщу. Тут же.
— Командор, я побежал. Целую руки. Ради бога, сидите, не провожайте меня.
— До скорого, дорогой.
— Калоджерино! Можешь войти, синьор Тамбурелло ушел.
— Приказывайте, дон Лолло.
— Ты все слышал из той комнаты?
— Да. Адрес Дженуарди в Палермо — пансион на улице Тамбурелло. Я поехал.
— Нет, погоди. В Палермо, пожалуй, я сам съезжу. Но сначала нужно кое-что сделать. Ты должен зайти к кавалеру Манкузо, я потом скажу, зачем. Слышал, какой дурак этот Тамбурелло? Я так повернул разговор, что он сам адрес Пиппо Дженуарди мне выложил. И теперь он никому не сможет сказать, будто я этот адресок у него выпытал. Правильно?
— Вы бог, дон Лолло.
— Хочешь еще одну вещь узнать? Когда он сказал, что у него с собой список почты, который Спинозо составить просил, я лишний раз убедился, что Спинозо настоящий сбир. К той же мысли, что и я, он первый пришел.
— А какая это мысль, дон Лолло?
— Скажи, Калоджерино, сколько будет дважды два?
— Четыре, дон Лолло.
— Ну?
— Что ну, дон Лолло?
— Объясняю. Допустим, кассир ворует деньги в банке, в котором работает. Чтоб его не разоблачили, что он делает? Разыгрывает кражу: воры забираются в банк и уносят кассу. Только воры не настоящие. Это как дважды два четыре. Правильно? Но поскольку воры, которые на почту залезли, ничего не украли, выходит, Тамбурелло ни при чем. Верная мысль?
— Еще какая верная, дон Лолло!
— Отсюда вывод: воры были не настоящие, то есть фиктивные.
— Постойте, дон Лолло, что-то до меня не доходит.
— Настоящий вор взял бы триста лир, которые лежали на почте в ящике стола?
— Да.
— О, господи! Значит, они не деньги искали, а что-то другое. А в почтовой конторе что такое важное есть?
— Откуда я знаю, дон Лолло?
— Почта, Калоджерино, почта.
— Но ежели Тамбурелло сказал, что почту они не своровали?
— Так они и не думали ее воровать, им достаточно было ее посмотреть. Фиктивные воры адрес искали.
— Святая Мария, ну и голова у вас, дон Лолло!
— Тайный адрес: его в городе ни одна живая душа не знает.
— Адрес Пиппо Дженуарди!
— Видишь? Теперь до тебя дошло. А кому нужен был этот адрес? В семье его знают, но держат в секрете. Так кому? Какому-нибудь другу Пиппо? Если бы это был близкий друг, родственники дали бы ему адрес. Врагу? Но у Пиппо нет таких врагов, которые, в случае неудачи, согласились бы заплатить тюрьмой за то, чтоб разнюхать, где он живет в Палермо. Остаются три варианта. Я к этому делу отношения не имею, значит, я отпадаю. Начальник полиции Спинозо тоже отпадает, поскольку попросил у Тамбурелло список почты. И я уверен, что как только он этот списочек прочитает, он получит подтверждение своей мысли. Той же самой, что и мне на ум пришла.
— Какой мысли, дон Лолло?
— Что это были карабинеры. Корпус королевских карабинеров.
— Ни хрена себе!
Б
(Калоджерино — кавалер Манкузо)
— У меня есть чувство собственного достоинства, дорогой синьор Калоджерино! Я не марионетка! Так и передайте командору Лонгитано!
— Никто вашего достоинства у вас не отымает и не говорит, что вы марионетка, кавалер Манкузо.
— Вы не говорите, командор Лонгитано не говорит, но вы оба так думаете.
— И вовсе мы так не думаем. Я вам клянусь.
— А я вам не верю! Не верю! Тем более после того, с чем вы пожаловали! Если бы вы не считали меня марионеткой, вы бы не явились ко мне с подобным предложением. Вам бы смелости не хватило.
— Смелость, достоинство… Зачем такие слова, кавалер? Я предупреждаю для вашей же пользы: не ссыте против ветра. Себе же хуже сделаете. Вы меня поняли? Какая разница, кто чего думает? Дума, она как волна на море — то есть, то нет. Важно, что на самом деле делается. То, к примеру, что командор Лонгитано устраивает вашего сына в Сицилийский Банк. Поэтому хватит болтать про чего кто думает.
— Я хочу, чтоб вы меня поняли, Калоджерино. Дон Лолло прислал вас за письмом: я должен при вас написать Филиппо Дженуарди и отдать письмо вам, а вы его сами передадите. Ведь так?
— В точности так.
— Командору Лонгитано нужно, чтоб я разрешил этим письмом бесплатную установку телефонных столбов на моей земле. Я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь.
— Это-то меня и смущает.
— Почему?
— Потому что я уже успел отказать Филиппо Дженуарди. Отказать опять же по приказу командора.
— По совету командора.
— Ладно, пусть будет по совету.
— Ну и что?
— Боже правый, да как я объясню Пиппо Дженуарди, отчего я вдруг передумал?
— А вы ему в первый раз объяснили, почему отказываете?
— Нет. Отказал, и все.
— А теперь напишете, что согласны, и все.
— Так ведь он же меня больше не просил. Неужели я похож на человека, который сегодня утром говорит «нет», а завтра утром «да»? Я вам не кукла, которую за ниточки дергают! Я вам не флюгер!
— И какое будет ваше решение?
— Не могу. Лицо терять не хочется.