— Я был в Монтелузе, все праздники у брата гостил, которого ваш дружок Саса Ла Ферлита на две тысячи лир нагрел.
— Хочу удобным случаем воспользоваться, чтоб вас об одолжении попросить.
— К вашим услугам, Дженуарди. Готов помочь, чем смогу.
— Перво-наперво спасибо за то, что вы уже сделали для меня. Благодаря вам адвокат Орацио Русотто принял живое участие в решении моего вопроса. Кабы не он, в Почтово-телеграфном округе тянули бы канитель…
— Значит, Орацио не подвел?
— Вот именно! Я получил письмо от начальника округа синьора Кальтабьяно, Кстати, он вам кланяться просил.
— Спасибо. Передайте ему привет. Вы правильно сделали, что сказали мне про Орацио Русотто: я в долгу не останусь, отблагодарю его при первой возможности.
— Это я в долгу, дон Лолло.
— Перед Русотто?! Орацио Русотто вы ничего не должны! Не надо путать! В долгу перед Русотто я, а вы мой должник. Согласны?
— Согласен.
— И о чем вы хотели попросить?
— Да тут одна оказия вышла, из-за которой задержка с телефоном получиться может. Знаете, наверно, что меня по ошибке карабинеры арестовали.
— Слышал. И весьма этому огорчился.
— Не сомневаюсь. А чтобы разрешение выправить на этот чертов телефон, нужны сведения от карабинеров и от общественной безопасности, от полиции то есть, и там про меня ни единого худого слова быть не должно.
— Насчет карабинеров мы можем быть спокойны.
— Зачем вы так говорите? Смеетесь надо мной?
— Смеюсь? Боже упаси! Я думал, карабинеры, чтоб вину перед вами загладить…
— Как бы не так! Наоборот, они написали начальнику Почтово-телеграфного округа Кальтабьяно, что собирают обо мне информацию, и покуда ведется дознание, ни о каком телефоне речи быть не может.
— Что я слышу! Безумие какое-то! В голове не укладывается! Карабинеры позволяют себе подобные фокусы в отношении такого кристально чистого человека, как вы!
— Командор…
— Перестаньте. Какой я для вас командор?
— Командор, мне страшно, вы меня путаете…
— Я вас пугаю? С чего вы взяли?
— Не знаю. Наверно, послышалась в вашем голосе подковырка, издевка…
— Да как вы могли подумать! Во-первых, у меня простуда, насморк, поэтому голос такой. А во-вторых, я никогда не смеюсь над чужим несчастьем. Ближе к делу, синьор Дженуарди! Как говорится, расстегнул портки — поливай из кишки. Выкладывайте, чего от меня хотите?
— Виноват. Через одного друга синьор Кальтабьяно передал мне, что благодаря его старанию справка, в которой карабинеры на меня всех собак повесили, пока еще не зарегистрирована.
— Гм.
— А раз не зарегистрирована, он, Кальтабьяно то есть, может ее уничтожить и делать вид, будто ничего такого не получал.
— Гм.
— И руководиться только справкой из Управления общественной безопасности, у которого ничего супротив меня нет.
— Гм.
— И тогда дело пойдет как по маслу.
— Гм.
— Правда, синьор Кальтабьяно намекнул, что у него через это могут быть большие неприятности.
— Гм.
— А потому он, Кальтабьяно то есть, хочет на всякий случай иметь железную поддержку. Он так выразился.
— Гм.
— А кроме «гм» вы мне ничего не скажете?
— А что я тебе скажу? Постой, вроде я запамятовал, говорил тебе «ты» или «вы»?
— Говорите мне «ты»! Вы для меня все равно как отец родной!
— Поддержка дело непростое.
— Я понимаю.
— Вот и хорошо. У Орацио Русотто аккурат широченная спина, за нее не то что Кальтабьяно, половина Палермо спрятаться может. Только ведь штука в другом.
— В чем?
— В том, что мой долг Орацио Русотто при таком повороте растет, а значит, растет и твой должок мне. Свой долг Орацио Русотто я в любую минуту вернуть могу не только до гроша, но даже, если угодно, с процентами. И тут возникает простой вопрос: а ты в состоянии расплатиться со мной? У тебя-то имеется такая возможность? Отвечай, только сперва подумай.
— Я расплачусь. За мной не пропадет.
— Не пропадет, говоришь? А с какой стати я должен тебе верить? Мне не кажется, что до сих пор ты…
— В чем вы можете меня укорить?
— Ну хотя бы в нечестности, в том, что ты недостаточно серьезно отнесся к одной моей просьбе.
— С чего вы взяли?! Да разве я могу?! Никакой моей вины перед вами нет! Клянусь! Да я бы никогда в жизни не позволил себе огорчить такого уважаемого человека, как вы! Скажите, что я сделал плохого?
— Ладно, скажу, только смотри не обдристайся. Я все больше убеждаюсь, что два хитрожопых, ты и Саса Ла Ферлита, сговорились и водят меня занос.
— Пресвятая Дева! Я сейчас умру! Господи, мне дурно! Дурно мне! В голове шумит!
— А вот театр устраивать ни к чему. Зря стараешься.
— Какой театр! Ошибаться изволите, неправда это! Пощадите! От таких ваших слов у меня сердце кровью обливается. Я сговорился с Сасой! Без ножа зарезали! Извините, я сяду, ноги не держат — как ватные сделались, боюсь, упаду. Это ж надо такое придумать! Это ж надо! Я сговорился с Сасой! Да я же вам два раза адрес этого рогоносца давал! Разве нет?
— И оба раза по этому твоему адресу его не нашли! Был, да сплыл, съехать успел! Оба раза! Странное совпадение!
— Господи, а мне-то какая от этого польза?
— Хрен тебя знает!
— Неужто вы думаете, что одной рукой я вам адрес его даю, а другой предупреждаю, чтоб он квартиру поменял? Я правильно понял?
— Правильно.
— Матерь Божья! Дышать нечем! Рыба на песке — вот я кто!
— Ладно, попробую тебе помочь. Сделаем так: ты добываешь для меня новый адрес твоего друга Сасы, а я по этому адресу посылаю в Палермо своего человека. Если мой человек не находит твоего дружка и ему говорят, что дружок твой только-только собрал вещички и тю-тю, на другую квартиру переехал, можешь заказывать гроб.
— Новый адрес Сасы у меня в кармане. Но если дозволите, сейчас я его вам не дам.
— Шкура твоя, сын мой: хочешь — спасай, не хочешь — не надо.
— Я вам его не даю, потому как сперва думаю сам проверить. А насчет того, что я и Саса сговорились, тут вы не правы. Дикая, извините, мысль, напраслину на меня взводите. Адресом я вас снабжу, только прежде убедиться дозвольте, что правильный адресок-то.
— Тогда готов признать свою ошибку. И в доказательство знаешь, что я сделаю? Немедленно с Орацио Русотто снесусь. Так сказать, дам тебе кредит.