Естественно, капитан не придал этому особого значения, а громкость была снижена до минимума, так что Фредо ничего не услышал.
Зазвонил телефон. Капитан снял трубку. Это был Фигаро, бывший парикмахер, а ныне телохранитель. Корлеоне сказал, что скоро будет в аэропорту.
— Все в порядке! — проговорил довольный Фредо.
— Отлично! Можете забрать вещи, но не это. — Капитан показал на сетку с апельсинами, количество которых уменьшилось втрое. — Пистолет ввезти в страну куда проще, чем фрукты!
Пистолет!
Нери говорил, что вся партия «кольтов» абсолютно чиста и можно не волноваться. Плохо, что пистолет остался в мотеле. Что сказать Майку? Остаться без оружия еще страшнее… Фредо хотел попросить пистолет у капитана, но потом решил не рисковать.
Они сели в машину с мигалками. Взревел мотор, а по радио раздалось громкое: «А теперь немного музыки!» Пришлось капитану снова убавить громкость и извиниться. Песня была старая — «Вороны Нью-Хейвена», группа Лесса Галли в первом составе, когда солистом был Джонни Фонтейн. Как заявил ведущий, это одна из последних совместных работ Фонтейна и Галли.
— Моя жена обожала эту пластинку, — сказал капитал, показывая на радио.
— Не только ваша, — кивнул Фредо. — Именно так девушки и встречали будущих мужей — машина, хорошая музыка, приятный вечер.
— Представляю, сколько женщин было у этого Фонтейна!
— Бесчисленное множество, но он все равно отличный парень, — небрежно сказал Корлеоне.
— Вы знаете Джонни Фонтейна?
— Мы дружим, — пожал плечами Фредо.
Песня кончилась, а капитан недоверчиво смотрел на своего пассажира.
— Что, правда дружите?
— Правда, мой отец был его крестным.
— Кроме шуток?
— Кроме шуток!
— Тогда я кое-что спрошу, — начал капитан. — Правда, что у него член размером с руку?
— Откуда мне знать, черт возьми?
— Не знаю, может, вы вместе ходили в сауну и…
— Вы что, гомик?
Капитан лишь закатил глаза и включил сирену. Оставшуюся часть пути они проехали в полной тишине.
Глава 7
Кабинет Фила Орнштейна на сорок первом этаже был украшен золотыми и платиновыми дисками и портретами его некрасивой жены и детей. Ни одной фотографии певцов или музыкантов! Некоторые считали это притворством, а некоторые — признаком хорошего тона. Орнштейн показал Джонни на телефон.
— Разговаривай сколько захочешь! — любезно предложил он, наверняка надеясь, что Фонтейн ограничится парой фраз.
Милнер готовил оркестр к новой репетиции. Джонни начал набирать номер бывшей жены, но после первых трех цифр остановился. Джинни и девочки не знают, что он в Лос-Анджелесе, и если не звонить, то никогда и не узнают. Он собирался извиниться, что не сможет к ним заехать. Но разве ради этого стоит названивать?
Джонни достал упаковку с таблетками, прочитал аннотацию и выпил сразу две, не запивая.
Черт, он ведь давно не прыщавый подросток, который боится пригласить на свидание самую красивую девчонку в классе! С Джинни, бывшей женой, он познакомился еще в начальной школе. Ее семья жила через три дома.
Фонтейн снова набрал номер.
— Привет, это я, — сказал он.
— Здравствуй, любимый! — ответила Джинни иронично и тепло одновременно. Куда подевалась простая девчонка из Бруклина? — Как дела?
— Боже, как я рад тебя слышать! — воскликнул Джонни. — Чем занимаетесь?
Они только что вернулись из супермаркета, старшей дочери купили первый в жизни бюстгальтер.
— Не может быть! — не поверил Джонни.
— Когда ты в последний раз видел девочек?
Так! Он выступал в Атлантик-Сити, до этого в частных клубах Нью-Джерси и Чикаго, куда его пригласил сам Руссо, а еще раньше снимался в эпизодах в Новом Орлеане. Наверное, тогда!
— На День поминовения? — неуверенно спросил он.
— Что толку спрашивать! — вздохнула Джинни. — Откуда звонишь?
— А помнишь День труда в прошлом году или в позапрошлом? Как мы сняли коттедж у самого моря и устроили пикник?
— Нет, — ответила Джинни.
— Ты шутишь! — возмутился Фонтейн, слыша приглушенные крики девочек.
— Конечно, шучу! Это было в те счастливые времена, когда меня не существовало.
Лесс Галли настаивал, чтобы Джонни рассказывал журналистам, что он не женат, чтобы не спугнуть малолетних поклонниц.
— Я же не по собственной воле!
— От девчонок вообще отбоя не было! Каждый раз, выходя за сигаретами, ты мог подцепить…
— Помнишь, я готовил поп-корн и обжег руки…
— А потом ты испортил нам фейерверк!
— Да уж, — невесело признал Джонни.
— Завтра в нашем районе благотворительная вечеринка, мы печем пирог, — сказала Джинни. — Может, придешь?
— На вечеринку?
— Ты ведь в Калифорнии, правда? Тебя отлично слышно!
Фонтейн положил трубку на плечо и закрыл глаза руками.
— Нет, я не в Калифорнии, просто связь хорошая.
— Очень жаль! — проговорила Джинни. — Я готовлю куриное ризотто по рецепту твоей мамы! Вернее, его готовят девочки! Если не убьют друг друга, то все будет в порядке. Характеры у них — просто ужас, да еще и переходный возраст!
Джонни очень любил дочек, но с ними было сложно в любом возрасте.
Жена передала трубку младшей дочке, но в кабинет вернулся Филли и многозначительно постучал по часам.
— Передай маме, — сказал Джонни, — что я постараюсь прийти на завтрашнюю вечеринку.
— Хорошо, — отозвалась дочь, однако по голосу девочки было ясно, что отцу она давно не верит.
Зеленые таблетки-антидепрессанты прописал Джул Сегал, тот самый доктор, который обнаружил наросты на голосовых связках Фонтейна и направил к хирургу, который смог их удалить. После операции Джонни снова мог петь. Большинство докторов в Голливуде больше интересовались ножками молодых актрис и певичек, чем здоровьем пациентов, и наживали неплохое состояние, прописывая дорогие антидепрессанты и делая криминальные аборты. Джул Сегал волочился за каждой юбкой, что не мешало ему быть первоклассным специалистом, которого Корлеоне пригласили в новую больницу Лас-Вегаса на должность заведующего отделением хирургии. Так почему же зеленые таблетки не помогают Джонни?
Фонтейн покачал головой, стараясь взять себя в руки. Все в порядке, все под контролем. В день он выпивает четыре зеленые таблетки, двадцать чашек чая, столько же кофе, съедает пару бутербродов и почти не спит. Джонни казалось, в голове роятся тысячи крошечных муравьев, и не просто роятся, а танцуют какой-то бешеный танец. Сильно болела спина, и больше всего хотелось лечь на пол и заснуть. Но заснуть Джонни вряд ли бы удалось. После встречи с этим увальнем Милнером он чувствовал странное возбуждение и с нетерпением ждал следующей репетиции.