Двойной орёл - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Твайнинг cтр.№ 23

С подноса с инструментами, что располагался по правую от него руку, он взял скальпель и сделал глубокий Y-образный надрез на груди Шорта, от каждого плеча до основания грудины и ниже, в виде почти прямой линии, до лобковой кости, обогнув пупок. Он отделил кожу, мышечные и мягкие ткани от стенки грудины и откинул все это прямо на лицо Шорта, обнажив реберную клетку и мускулатуру в передней части шеи. Взял специальный инструмент и принялся распиливать им кости ребер, словно разрезал проволочную изгородь. Это позволило Финчу отделить грудину вместе с упрямо липнувшими к ней мягкими тканями в спинной части.

Дженнифер взирала на страшное зрелище точно завороженная. Она дивилась тому, что отказалась от предложения Финча подождать в приемной. Видимо, над ней возобладала боязнь что-нибудь пропустить. Она ужасалась и одновременно не могла отвести глаз. Насколько помнилось еще со времен занятий в академии, при вскрытии доктор Финч использовал стандартный метод Рокитанского. Все это немного походило на разделку оленьей туши. Начав с шеи, Финч неспешно двигался вниз, высвобождая все органы, а затем ловким и быстрым движением изъял их из тела одним, так сказать, блоком.

Финч отнес кровавую массу на специальный прозекторский стол, а его ассистент подошел к голове трупа, готовясь изъять головной мозг. Финч тем временем разложил изъятые органы поудобнее, расправил и при помощи ножниц быстрыми движениями начал отделять органы грудной клетки от органов брюшной полости и пищевода, не переставая надиктовывать на магнитофон. Неожиданно его монотонный монолог прервали.

— Доктор Финч!

Финч посмотрел на ассистента:

— В чем дело, Дэнни?

— Лучше вам самому взглянуть.

Финч отложил ножницы и, обойдя стол, приблизился к стоявшему у головы Шорта ассистенту.

— Ну что там у тебя?

Ассистент указал на голову трупа. Финч провел пальцами вдоль основания черепа, потом тщательно прощупал одно место.

— Странна… — пробормотал он.

«Сотбис», Нью-Бонд-стрит, Лондон

23 июля, 17.00

— Итак, триста тысяч фунтов справа. Триста тысяч за удивительный по красоте лот! Эту саблю преподнес в дар адмиралу Нельсону султан Селим Третий после битвы на Ниле. Кто даст больше? Джентльмен по правую руку от меня готов выложить триста тысяч фунтов. Триста тысяч раз! Триста тысяч два! Продана джентльмену справа за триста тысяч фунтов!

Молоток аукциониста стукнул по подставке дубового дерева, в зале с украшенным позолотой потолком зашелестели сдержанные аплодисменты.

Том незамеченным выскользнул из зала в надежде избежать давки, которая непременно начнется по завершении аукциона. Но внизу, в вестибюле, оказалось полно народу. Мимо него прошмыгнули два журналиста, спеша в свои редакции, чтобы первыми раззвонить на весь мир сенсационную новость. За саблю удалось выручить в пять раз больше изначально заявленной цены, хотя сие произведение искусства являло собой всего лишь очень хорошую копию.

Как все же приятно вернуться! Долгие годы аукционы предоставляли ему самую благодатную почву для охоты, наводили на мишени; особый интерес Тома вызывали частные коллекционеры, весьма небрежно относившиеся к вопросам безопасности. Сейчас ему понравилось на «Сотбис» даже больше обычного — наверное, потому, что он не ставил целью поиск очередной жертвы. Это все равно что вышагивать по улице, разглядывая дома по обе ее стороны. Гораздо приятнее, чем брести, не сводя глаз с тротуары и опасаясь потерять след.

— Томас! Томас! Ты, что ли?..

Том услышал свое имя, хотя прозвучало оно в непривычной, полной форме. Он начал поглядывать поверх голов людей, которые валили из зала; толстый каталог в одной руке, другая сжимает бокал белого вина, взятый с подноса у одного из услужливых официантов, занявших стратегические позиции в коридоре, на выходе. Том обернулся и мгновенно узнал мужчину в белом льняном костюме. Тот проталкивался к нему сквозь толпу, и на его лице сияла широкая радостная улыбка.

— Дядя Гарри! Как поживаете? — Том протянул руку, но мужчина отверг ее и крепко обнял его за плечи.

Том быстро прикинул в уме: теперь дяде Гарри, очевидно, пятьдесят пять. Крупный мужчина с крепкими руками и волевым квадратным лицом. Голову он держал высоко, а спину прямо — типичная военная выправка. Волосы густые, хоть и начали седеть, аккуратно разделены на пробор, темно-зеленые глаза весело смотрят из-под густых бровей. Он снова, как и в детстве, напомнил Тому большого добродушного медведя.

Многие сочли бы его неряхой — костюм на нем был дорогой и фирменный, но сильно поношенный. Время изрядно потрудилось над льняным пиджаком и брюками, а от частой стирки они приобрели сероватый оттенок; на левом рукаве пиджака и на правой брючине виднелись пятна от вина. Манжеты синей рубашки изрядно пообтрепались, из них торчали белые хлопковые нитки; уголки воротничка некрасиво загибались вверх. На этом довольно неприглядном фоне кричащим пятном выделялся клубный галстук в оранжево-желтую полоску; впрочем, желтое неплохо сочеталось с квадратным золотым перстнем, который Гарри носил на мизинце левой руки. А в правой руке держал скатанную шляпу-панаму.

— Томас, мальчик мой, надо же, сразу тебя узнал. — Голос у него был резкий, почти пронзительный, так и впивался в уши, а социальное происхождение сказывалось в выработанной веками интонации — он очень четко, жестко и бескомпромиссно выговаривал все гласные и согласные.

— Очень рад вас видеть, дядя Гарри.

— Где, черт возьми, ты пропадал? Господи, сколько мы не виделись? Сто лет, ей-богу!

— Вы уж простите, дядя Гарри. Был занят, закрутился со всеми этими похоронами и прочим.

— Да, да, понимаю… — Теперь голос Гарри звучал серьезно. — Просто не подумал. Соболезную. Сожалею, что не смог прийти.

— Ничего. И спасибо вам за письмо. Оно много для меня значило.

— Ну а вообще как ты, после того… — Дядя Гарри осекся и опустил голову.

— Все нормально. — Том положил руку на его плечо. — Миновало пять месяцев и… Вы знаете, отношения у нас складывались не лучшим образом. Нет, шок, конечно, был, все это прискорбно…

— Да. Мы тоже все были в шоке, — печально произнес дядя Гарри.

Том не помнил, когда именно увидел его впервые. Казалось, дядя Гарри всегда находился рядом. Нет, настоящим дядей он ему не доводился, однако за долгие годы стал близким человеком. Гарри Ренуика можно было бы назвать самым лучшим другом отца, если у того вообще имелись какие-либо друзья. Когда они жили в Женеве, то в школьные каникулы дядя Гарри брал Тома кататься на лыжах, водил в кино. Том окончил Оксфорд и переехал в Париж, а дядя Гарри занялся его трудоустройством и однажды даже одолжил немного денег.

Он был, пожалуй, единственным на свете человеком, который называл его Томасом. Впрочем, Том не помнил, что бы дядя вообще когда-либо употреблял уменьшительные имена. А кроме того — никакого сленга, жаргона, сокращений, прозвищ, акронимов. Никаких языковых вольностей он себе не позволял. Ирония, однако, заключалась в том, что сам он предпочитал, чтобы его называли Гарри, а не Генри. И Том никак не мог этого понять.