Полукровка. Эхо проклятия - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Константинов cтр.№ 42

И вдруг, словно в подтверждение мрачной правоты ее слов, кто-то заслонил ей свет. Она открыла глаза и ахнула — перед ней, ослепляя обнаженным торсом еще больше, чем смокингом, стоял сияющий белозубой улыбкой Лев.

— Вы?!

— Собственной персоной. Судя по вашей реакции, вы уже думали, что я исчез навсегда, так?

— Да, — смутилась Самсут.

— Я же говорил, что мы солидная фирма.

— Но разве в ваши обязанности входит сопровождать каких-то случайных победителей?

— Победителей и случайных — конечно, нет, а вот неслучайных победительниц…

— Так вы здесь сами по себе?

— Теперь вы угадали.

— Это хорошо, — вдруг, скорее сама себе, сказала Самсут. — Наконец-то мы с вами сможем спокойно поговорить, — продолжила она, думая о своем.

— Да хоть целый день! — обрадовался Лев.

— И… можно я буду называть вас Эллеон?

— Как вам заблагорассудится. Но вы-то, надеюсь, так и останетесь — Самсут?..

Через полчаса машина уже мчалась в восточную часть Пафоса к знаменитым горам Троодос. Самсут постаралась вообще перестать думать о чем-либо. Мимо мелькали ярко-белые деревушки на фоне сводящих с ума ярко-зеленых лесов, от которых в открытые окна машины ударял пряный запах мирта и сосен. У Самсут даже закружилась голова, и она уже не могла понять, от чего это происходит, от коварного ли запаха, от близости Эллеона или опасного влияния миртовых деревьев, о котором она недавно прочла в одном из здешних журналов, что в огромном количестве разложены во всяких холлах и офисах. Мирт — это дерево соблазна, колдовское дерево, недаром Афродита именно посредством мирта одурманила кипрскую принцессу Мирру и та сама легла на ложе своего отца…

Самсут покосилась на загорелую руку Льва, лежавшую совсем близко от ее плеча. Господи, когда она так рядом сидела с мужчиной? И тело ее, вместо того чтобы отодвинуться, качнулось еще ближе.

Но Лев, казалось, не замечал ни запаха, ни волнения спутницы, напряженно глядя куда-то вдаль.

— Что вы там так внимательно высматриваете? — поинтересовалась Самсут.

— Сейчас увидите.

И действительно, скоро из-за поворота показалась старинная церквушка. Шофер притормозил, и они вышли.

Представитель «Петрофона», воцерковленный настолько, чтобы специально ехать в какую-то кипрскую церковь? Самсут не верила своим глазам. Но Лев уверенным шагом вошел в храм, купил несколько толстых, как канат, свечей и принялся деловито расставлять их повсюду, а в основном, перед иконой юного русоволосого мальчика. Самсут, ничего не понимая, смотрела на Льва, чьи действия мало напоминали молитву. Скорее, они походили на какую-то деловую акцию. Наконец, он довольно потер руки, и они вышли на свет.

— И… как это понимать? — улыбнулась Самсут, которой неожиданно понравилось простое убранство церквушки с каменными скамьями, изъеденными временем, и простыми, словно в деревенской избе, ситцевыми занавесочками.

— Так это же святой Мамас! — воскликнул Лев. — Небесный покровитель злостных неплательщиков налогов! Я всегда, когда бываю на Кипре, заезжаю сюда, ну, не только сюда, по острову еще тринадцать таких церквей — и, как видите, живу неплохо! Бога Мамаса как огня боятся все налоговые чиновники!

Самсут расхохоталась, и они поехали дальше, оказавшись на заднем сиденье еще ближе. Она очень переживала, что совсем не умеет поддерживать необходимую в таких случаях светскую болтовню, но со Львом это оказалось и ненужным. Говорил, в основном, он, и речь его была построена так умело, что Самсут и не надо было ничего отвечать, а оставалось только улыбаться, смеяться и чувствовать себя самой прекрасной и удивительной женщиной на свете.

* * *

За день они объехали пол-острова, посмотрели Ларнаку, побывали в купальне Афродиты и даже слазали на старую крепость в Лимасоле, где справлял свою свадьбу знаменитый Ричард Львиное Сердце. Они стояли на высокой башне, откуда открывался вид на город, и Самсут, глядя на чеканный профиль рядом с собою, вдруг поняла, что готова стоять вот так целые сутки, а может быть, и всю свою жизнь. Такая жизнь и в самом деле стоила всего прочего. И ее ощущениям вторили слова гида, звучавшие для нее сейчас как сказка: «…Весь остров выглядит как гобелен чудной ручной работы, как ящик Пандоры, полный тайн; история и культура Кипра чрезвычайно богаты. Полный очаровательных ландшафтов, остров Афродиты, остров любви дарит радость открытия всем, кто посетит его берега…» Английский язык экскурсовода придавал этому и без того волшебному рассказу еще больше прелести.

— Красиво, да? — вздохнул вдруг Лев. — Но здесь еще есть неплохие местечки, поехали.

Машина снова побежала через леса пиний, и через полчаса они оказались в небольшом поселке, где прямо у синих дверей сидели одетые в черное старухи с быстро мелькающими спицами в руках. Спицы мелькали, как бабочки крыльями, и от разноцветного вязания рябило в глазах.

— Как в сказке, — прошептала Самсут.

— Почему же в сказке? — вдруг обиженно приподняла голову одна из старух. — В Лефкаре. Мы тут кружева плетем со времен Гомера!

— Выбирайте! — щедро обвел улицу рукой Лев, но Самсут решительно отказалась. — Глупости — считайте это просто моей благодарностью за то, что с вами я как бы снова пережил красоты этого места. Ведь на самом деле весь этот остров мне до смерти надоел.

Не веря своим ушам, Самсут все-таки не смогла отказаться от маленького изящного воротничка, который так шел к ее любимому синему костюму, и они покатили дальше. Кипр открывал перед Самсут все новые свои стороны, и рука Льва все ближе передвигалась по спинке сиденья…

Ближе к вечеру они просто сидели в ресторанчике на пафосской набережной и тянули коктейли под непереносимо жгучую, веселую и трагическую одновременно музыку. Что-то в этой музыке задевало Самсут, как будто она проникала в самую ее суть, напоминая о том, чего помнить эта никогда не бывавшая не только на Кипре, но и вообще в Греции женщина не могла. Ритм почти мучил ее, так что она никак не могла сосредоточиться на разговоре и только, улыбаясь, смотрела в веселые глаза напротив. Наконец, Самсут не выдержала:

— Что это за музыка, Эллеон? Правда, она какая-то странная?

— В общем-то, да. Это же музыка преступников.

— Преступников?!

— Ну изгнанников. Они здесь все помешаны на этой рембетике, которая, видите ли, напоминает им времена, когда турки оккупировали Грецию, уж не помню в каком веке. Но она очень эротична, не правда ли?

— Да-да, — почти механически согласилась Самсут, снова прислушиваясь к себе. Но в глубине своего существа она ощущала вовсе не жар крови, а какую-то непонятную тоску и почти страх. Это говорил в ней голос древнего народа, веками осужденного жить вдали от родины, веками заливаемого кровью лучших своих сынов. «Неужели он не чувствует этого? — вертя в руках ледяной бокал, тревожно спрашивала себя Самсут. — Если он армянин хоть немного, он не может этого не чувствовать…» Как ни странно, именно здесь, в совершенно чужом месте она вдруг почувствовала себя армянкой в гораздо большей степени, чем дома. Или это только музыка, музыка афинских гаваней, откуда уходили навсегда корабли с изгоями?