Позже афганская сторона принесла извинения за хищение у раненого крупной суммы, оставив без внимания все прочие, более чем странные детали произошедшего. Виновным в мародерстве был признан сотрудник ХАД низшего звена, погибший при обстреле того же поста спустя пять суток после подрыва автомобиля Челышева…
…В своем донесении в Москву генерал Иванников сделал вывод: «Обстоятельства дела позволяют предположить противодействие со стороны руководства МБ ДРА выполнению советским представителем задания, тем более что его следование через зону круглосуточного контроля ХАД было заранее согласовано. Причиной произошедшего предполагаю ранее отслеженное нами развертывание новой кампании по „очищению госаппарата ДРА от сторонников крыла „Хальк““, в поддержке которого ВПР (военно-политическое руководство) ДРА неизменно подозревает командование 40-й ОА».
…Через две недели после событий в Зангали генерала Иванникова вызвали в Москву на служебное совещание в центральный аппарат. На этом совещании рассматривались оценка военно-политических последствий ожидаемого массового прибытия арабских боевиков в Пакистан и анализ возможностей противостояния их влиянию на ситуацию в Афганистане. При этом тема недавних событий в Зангали (кстати, непосредственно связанных с предметом обсуждения) была симптоматично обойдена. По неформальным каналам генерал Иванников выяснил, что резидентура ГРУ в Пакистане еще за полтора месяца до бадаберских событий была перенацелена на отслеживание действий арабских эмиссаров-джихадистов…
Формально мероприятие шифр «Виола» — сняли с контроля за неделю до прилета Иванникова в Москву, однако все по тем же каналам генералу удалось выяснить, что перспективы реализации операции были подвергнуты сомнению как раз перед принятием решения о перенацеливании пакистанской резидентуры. Причиной для таких сомнений стало прекращение выхода в эфир радиостанции в крепости Бадабер. Это обстоятельство и было расценено как главный признак провала операции. Кроме того, имелась еще и кое-какая агентурная информация, пусть и фрагментарная: в частности, обрывочные сведения о казни содержавшегося в Бадабере пленного офицера, пытавшегося покинуть крепость под видом умершего. Источник сообщил, что казненный предположительно был капитаном советских вооруженных сил, точнее — «лицом, известным по воинскому званию „капитан“ и свободно владевшим русским языком».
Установление реального воинского звания главного исполнителя разведзадания свидетельствовало о том, что перед смертью его пытали или допрашивали с применением «фармакологических спецсредств» — «сыворотки правды». Это еще более убедило пакистанскую резидентуру в раскрытии замысла мероприятия под шифром «Виола», тем более что отключение радиостанции в крепости и казнь советского капитана произошли практически одновременно. Впрочем, особое мнение куратора мероприятия (шифр «Виола»), подполковника Андроникова, не согласившегося с выводами резидента, было учтено в виде сохранения режима наблюдения за крепостной радиостанцией…
Обо всем об этом генералу Иванникову подробно рассказал его бывший сослуживец и резидент в Исламабаде полковник Владимир Никитич Соболев. Кстати, рассказал он и о том, что за две недели до событий в Зангали в районе аэропорта Пешавар для оценки ситуации на месте был направлен подполковник Андронников — по его «настоятельной» инициативе. Мастер прибыл туда залегендированный представителем советского правительственного авиаотряда.
Он был принят директором аэропорта — господином Шарифом Сафи — и сотрудником пешаварского представительства Международной организации гражданской авиации гражданином США пакистанского происхождения доктором Джеймсом Милхаузом Фаруком (James Milhous Farouch). Позже этого Фарука удалось идентифицировать как сотрудника ЦРУ США Джэкоба Вансана Абюзейда (Jakob Vansan Abusaid), в свое время окончившего академию в Вест-Пойнте и, судя по отдельным его оговоркам, имевшего некий опыт общения с советскими военнопленными. Такие выводы сделал Мастер, хотя иных признаков пребывания рядом с Пешаваром советских и афганских военнопленных ему отфиксировать не удалось. Он смог лишь отметить продолжение масштабных строительных работ в непосредственной близости от аэропорта города Пешавара.
Полковник Соболев также (уже совсем на ухо) рассказал Иванникову о том, что практически сразу после событий в Зангали в Исламабаде из «дипломатических источников» стало известно о гибели гражданина США Джеймса Фарука в результате несчастного случая, обстоятельства которого раскрыты не были.
Уже 29 апреля разведка ГДР «Штази» со ссылкой на источники в БНД («бундеснахрихтендинст» — внешняя разведка) ФРГ сообщила, что причиной взрыва в пакистанской крепости Бадабер могло быть восстание советских военнопленных. Из документа «Штази» следовало: «26 апреля 1985 года, в 20.17 по исламабадскому времени, посол США в Исламабаде покинул церемонию представления нового дипломатического дуайена в Исламской Республике Пакистан после неожиданного прибытия первого секретаря американского посольства в резиденцию посла Арабской Республики Египет, где проходила церемония. Инструментально зафиксировано упоминание первым секретарем посольства США, доказано — резидентом ЦРУ в ИРП, словосочетаний russian prisoners и prisoners’ riot.»
[138]
28 апреля 1985 года служба технического контроля доложила о взрыве в районе крепости Бадабер (район города Пешавар, ИРП) мощностью 250–300 тонн в тротиловом эквиваленте. Взрыв был зарегистрирован 27 апреля 1985 года, в 6.12 по исламабадскому времени. На основании доклада решением министра обороны СССР создана межведомственная комиссия. Ее закрытый отчет, представленный министру 1 сентября 1985 года, содержал несколько версий причин взрыва, ни одна из которых не признана окончательной и исчерпывающей.
…Родители капитана Глинского получили извещение о гибели сына в авиакатастрофе над территориальными водами Народной Демократической Республики Йемен. Через месяц после последнего боя Бориса его символические останки (на самом деле — просто ташкентская земля) были доставлены в Москву и в тот же день похоронены на Троекуровском кладбище.
По просьбе сопровождавшего — начальника первого отдела Ташкентского авиационного завода, ни церемоний, ни надгробных речей не было. На кладбище разрешили присутствовать очень немногим — только самым близким. К таким ограничениям сопровождающий (разумеется, со всеми возможными извинениями-соболезнованиями) просил «отнестись с пониманием, чтобы не дискредитировать отечественное авиастроение накануне подписания важного международного контракта». Этот представитель авиазавода отдал также старикам (а они действительно превратились в стариков) Глинским свидетельство о смерти, выданное управлением ЗАГС города Ташкента, и 1150 рублей, собранных коллективом предприятия для семьи погибшего. На «похоронах» капитана Глинского присутствовал лишь один «посторонний» — капитан Илья Новоселов, которому предсказывали блестящую карьеру. Предсказания не сбылись — через несколько лет Новоселов погиб в одной из арабских стран при весьма странных обстоятельствах… Впрочем, это уже совершенно другая история…