Байки служивых людей - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Константинов, Александр Новиков cтр.№ 48

– Мы тебе не люди?! – хрипел Соловей, одной рукой обхватив жирную шею водителя, а другой коротко тыкая ему в нос. – Мы тебе, сука, верзо собачье?

Мичман молча выдирался из Вовкиного захвата и старался достать противника такими взмахами монтировки, что и слону бы снесло хобот, попади он хоть раз в цель.

Всех находящихся в автобусе схватка очень развлекла. Народ делал ставки. Одни, прекрасно зная способности Соловья, верили в него. Другие, принимая во внимание объем Вовкиного термоса и наличие монтировки, высказывались в пользу сопящего мичмана. Но, в отличие от большинства, наш начальник очень не любил драк. Поэтому пресек происходящее жестко и решительно – открыл рот и так заорал, что случись в соседней лощине Куликовская битва – и она бы приостановилась.

«Сундуки» разочарованно вздохнули и принялись хором остужать обстановку:

– Кочумайте, чуваки! Хорош скубаться! Вовка, не осли! <«Кочумай» – заканчивай, перестань, хватит. «Скубаться» – ссориться, ругаться. «Верзо», «верзать» – без комментариев – понятно и так.>Остынь, Соловей! И т.д...

Таким образом, поединок закончился бесславно. Во всяком случае, для мичмана. Но мичман не был бы мичманом, если бы не затаил обиду и не утешал себя на всем оставшемся пути сладкими мыслями о кровавой мести. А возможность отомстить предоставилась ему в самом конце нашего путешествия – на Кировском стадионе.

Вывернув на бетонную площадку, где парковались оркестровые автобусы, он подъехал к точке дислокации (щуплому воспитону из оркестра ВОСО с табличкой в руке: «ВВМУРЭ») и вместо того, чтобы мягко и вежливо разбудить личный состав задремавшего оркестра, взял да и открыл двери. Из передних дверей «пазика» ничего особенного не вывалилось, а вот из задних рухнуло самое ценное: свежепокрашенный большой барабан Фалишкина, мирно дремавший на нем Шульман, отдыхавшая на Шульмане туба и целая горсть всяких мелочей, типа сияющей лиры, парадной шинели дирижера, чемодана с нотами и, собственно, Фалишкина.

Шума было много. Грохот и лязганье упавшего начисто перекрывал рев начальника, в одну секунду подскочившего к бесформенной куче:

– Шульман, встать! Смирно! Что с тубой?! Я не спрашиваю, что с мордой, я спрашиваю, что с тубой?! Кто ее будет чинить? – орал он на ошеломленного Ленчика, размазывающего по лицу мятым носовым платком кровь и грязь вперемешку.

Откуда-то из-под барабана глухо ворчал Фаля, пытаясь отцепить свои надраенные аксельбанты от позолоченных погон накрывшей его шинели начальника. При этом он старательно полоскал ее полы в сомнительного вида луже.

От тубы мало что осталось. Вернее, вместо нее на солнце посверкивала груда искореженного железа. Начальник бегал вокруг нее вприпрыжку, не переставая орать.

– Мерзавцы! Сто суток ареста! Сгною! На губу! Фалишкин – двадцать нарядов вне очереди! Чините барабан!.. Я не знаю чем, через пять минут доложите!

Услышав заветное «на губу», за начальником мелко засеменил Гнус.

– Как – на губу, Александр Иванович? У нас и так спирта не хватает. Не надо губу, Александр Иванович! Я его, суку, сам на ремни порву!

Тут надо бы заметить, что в советское время в Ленинградском гарнизоне отправить человека «на губу» было не легче, чем пристроить приехавших родственников в «интуристовский» «люкс». Я уж не знаю – мест там не хватало или конкурс большой, но для того, чтобы военнослужащий «отдохнул» на гауптвахте несколько запоминающихся дней, начальникам этой самой гауптвахты приходилось давать взятки. Принимали они их в основном в жидком виде. Поэтому у музыкантов в обычное время особых проблем не было. Все оркестры совершенно официально получали спирт в довольно внушительных количествах – для «отогревания инструментов в холодное время года». Как происходило это «отогревание», я расскажу попозже. А сейчас лишь замечу, что перед парадами спирт расходовался в огромных количествах, потому-то Гнус так жарко возражал против обещанной Шульману «губы».

Кстати сказать, Шульману «губа» и не грозила – прямо со стадиона его увезли в госпиталь. Коварный чемодан с нотами слегка проломил ему башку. Были и другие жертвы: большой барабан был пробит лирой навылет. Слетевшие с нее колокольчики весело позвякивали внутри, когда Фаля сокрушенно заталкивал «бэ-бэ» в автобус.

Вокруг места трагедии собрался чуть ли не весь оркестровый полк. До репетиции оставалось еще полчаса, поэтому у всех была возможность посочувствовать. Проводив носилки с Шульманом душераздирающим траурным маршем (а морской батальон еще с чувством исполнил «Варяга»), военные музыканты принялись оказывать первую помощь. Воспитоны весело играли в футбол развалившимся «нотным» чемоданом. «Сундуки» наперебой предлагали Гнусу «сбегать и прополоскать начальниковскую шинель в Большой Невке». Офицеры утешали чуть не плачущего дирижера предположениями, что Павлов (тогдашний начальник военно-оркестровой службы) не заметит потери тубиста и большого барабанщика, а если и заметит, то, в крайнем случае, всего-навсего задержит ему присвоение капитана, да и вообще, на офицерской «губе» сейчас ремонт. Самое смешное, что виновнику всех этих несчастий – мичману – вообще ничего не было. Разве что потом, через месяц-другой, когда Фалишкин с Шульманом отстояли через день по пятнадцать нарядов и восстановили за свой счет тубу, барабан и лиру, они хоть как-то расквитались с мстительным водилой. Выяснив у старшин из автовзвода, когда он дежурит по автопарку, они вытащили у него, спящего, пистолет и торжественно спустили в гальюн, не забыв оставить трогательное письмо с подробным описанием местонахождения «Макарова» и своего отношения к нему, старшему мичману Бондаренко. Правда, потом им же пришлось задабривать дембелей из автовзвода, который в ту же ночь в полном составе был поднят по тревоге и собственноручно процеживал огромную выгребную яму до утра.

* * *

Кировский стадион, как первый этап подготовки к параду, был последним местом, где музыканты сохраняли хоть какую-нибудь принадлежность к своим оркестрам. Все коллективы строились по отдельности.

Каждый из них по очереди «сдавал» парадную программу (так называемый «парадный монтаж»). Начальнику оркестровой службы приходилось выслушивать одни и те же марши раз по пятьдесят в день. Не говоря уже о простых музыкантах, подполковника заметно мутило. Однако Павлов был человек ответственный и выслушивал надсадный рев замерзших оркестров с крайне важным видом, как бы говоря: «пока мы играем чистенько и без лажи – Родина может спать спокойно».

Параллельно с ним все дирижеры и старшины оркестров проводили огромную работу. Они тщательно подсчитывали «ляпы» коллег и азартно злословили по этому поводу «в кулуарах»:

– ...Слыхал, как сейчас «ленинцы» насрали в «БАМе»?

– ...Это у кого так валторны лажают? У ВИФКа, что ли?

– ...Что за ведра в «Можайке» вместо корнетов?

– ...Смотри на этого мудака-тарелочника! Да нет, левее, в «Дзержинке»! Во! Опять «мимо кассы» двинул!..

Когда все «монтажи» были проверены, все оркестры сводились в парадный полк и начиналось самое страшное – строевая подготовка. Около восьмисот мужиков с инструментами в руках отрабатывали строевой шаг, повороты «правое плечо вперед» и «равнение направо» бесчисленное количество раз. Безостановочно матерясь и издеваясь друг над другом, музыканты умудрялись довольно неплохо исполнять требуемую программу. И на лице каждого из них ясно читалось, что они и самая затертая страничка Устава ВС СССР не имеют между собой ничего общего.