— Зачем нужен список подобных любопытствующих?
Так пожал плечами.
— Боги собирают престраннейшие вещи; в частности,
некоторые из них копят списки.
— Мне всегда говорили, что акселеризм — это дохлый
номер.
— Откуда же тогда неожиданный интерес к этому
покойнику?
Она засмеялась, и ее зеленые глаза впились в его серые.
Архивы взорвались вокруг него, и он уже стоял в бальной зале
где-то в средних этажах Шпиля Высотою В Милю. Ночь клонилась к рассвету.
Вечеринка, без сомнения, длилась уже не один час, но толпа, частью которой был
и он сам, сгрудилась почему-то вдруг в углу просторной комнаты. Кое-кто из них
стоял, прислонившись к стене, кое-кто сидел, откинувшись на удобные спинки, и
все они слушали невысокого, крепко сбитого смуглого мужчину, стоявшего рядом с
богиней Кали. Был это только что появившийся здесь со своей надзирательницей
Махатма Сэм, Будда. Говорил он о буддизме и акселеризме, о днях обуздания, об
Адовом Колодезе, о богохульствах Князя Сиддхартхи в приморском городе
Махаратхе. Говорил он, и длился, гипнотизируя, длился его голос, и от него
исходили сила, уверенность, тепло, его слова, гипнотизируя, длились, длились,
длились, и толпа медленно теряла сознание и падала вокруг него. Женщины, как он
заметил, подобрались там довольно-таки уродливые — все, кроме Майи, которая,
хихикнув, хлопнула в ладоши, и тут же вернулись назад Архивы, Так вновь
очутился в своем кресле, и даже улыбка не успела сбежать с его губ.
— Откуда же тогда такой неожиданный интерес к этому
покойнику? — повторил он.
— Он отнюдь не покойник!
— Разве? — протянул Так. — Госпожа Майя, он
покойник с того самого момента, когда вступил в Небесный Град. Забудь его.
Пусть все будет так, будто его никогда и не существовало. Забудь его слова. Пусть
у тебя в мозгу не останется от него и следа. Знай, что когда обратишься ты к
ним за обновлением, будут обшаривать Хозяева Кармы твой ум, как и все другие,
проходящие через их палаты, в поисках его следов. В глазах богов мерзопакостен
и Будда, и его учение.
— Но почему?
— Он — анархист с бомбой, сиволапый революционер. Он
стремится низвергнуть сами Небеса. Если тебя интересует более серьезная,
научная информация, мне придется выйти на машину и затребовать данные. Не
подпишешь ли на это заявку?
— Нет…
— Тогда выброси его из головы и закрой дверь.
— Он и в самом деле так плох?
— Он еще хуже.
— Почему же ты тогда улыбаешься, когда говоришь об
этом?
— Потому что я достаточно смешлив. Это, впрочем, не
влияет на смысл мною сказанного. Так что поосторожнее с этим.
— Но ты-то, кажется, знаешь об этом все. На
архивариусов, что ли, эти списки не распространяются?
— Едва ли. По крайней мере, мое имя в них на первом
месте. Но не потому, что я архивариус. Он — мой отец.
— Он? Твой отец?