Ильюхин повел подбородком, аргументы Андрея убедили его не до конца:
– А разве не в принципах объективной журналистики выслушать другую сторону? Допустим, мы лажанулись, но разве не интересно узнать наше мнение, почему, собственно, это произошло? Почему же ты, такой объективный и независимый, не позволил мне… нам… А сразу взял и набабахал?
Журналист усмехнулся:
– Тебе я не звонил, это точно… А вот насчет того, что к «вам» не обращался, тут уж пардоньте-с! Ты что же, полагаешь, я только с полковниками кофе пью?
– Аж даже так?!
– А чего тут такого – военно-морского? Что, будешь теперь искать шпиена в своих рядах? Несанкционированный контакт с прессой? Кто посмел, почему не доложили? А знаешь, почему я тебе не стал звонить? Ты бы меня стал убеждать, что на эту тему писать сейчас рано, что это политически вредно, ты нашел бы сорок восемь убедительных аргументов, и мне тебе трудно было бы отказать… За историю нашего с тобой знакомства такое уже пару раз случалось. Потому что в тебе очень крепко сидит такое милицейское: «давайте пока лучше на всякий случай не будем!» Вот ты нормальный человек, не засундученный, вроде, не должно в тебе быть «как бы чего не вышло», но прет, прет из тебя милицейская штабная культура – как из Крылова культура блатная! А статья – что, там факты передернуты? Фактура не так изложена? Или просто не понравилось, что не по шерстке?
Полковник засопел, но ничего не ответил, поскольку крыть было нечем: фактура в обсуждаемой статье действительно была, за исключением мелких нюансов, верно изложена.
Обнорский прервался на секунду, чтобы вставить в рот новую сигарету, однако прикуривать ее не торопился – видимо, одурев уже от курения, он так и говорил дальше с незажженной сигаретой в губах:
– Теперь о глубинном смысле вопроса. Говорим Крылов, читаем – Юнгеров.
Ильюхин чуть скривился:
– Ну, я уж не настолько примитивен, чтобы считать: мол, Обнорский э…э… работает на Юнгерова.
Андрей саркастически хмыкнул:
– Не настолько, не настолько… А чего ж запнулся тогда? А?! Так что пусть примитивным буду я, но давай расставим точки над «е», сам знаешь – в каком матерном слове!!
Журналист выплюнул, наконец, так и не зажженную сигарету с изжеванным фильтром и гаркнул официантке:
– Девушка, можно еще сахару?!
Официантка мигом подбежала, на ходу округляя глаза:
– Простите, что?
– Сахару еще, рафинаду! Мне мозг подпитывать надо, а кофе уже в глотку не лезет.
Симпатичная официантка кивнула и повернулась было, чтобы отойти к стойке, но разошедшийся Обнорский ее остановил:
– Секундочку! А почему вы в брюках, а не в юбке, причем в короткой хотелось бы?!
Девушка стала заливаться румянцем:
– У… у нас форма такая…
– Форма такая, – сварливо крякнул Андрей. – А вот еще интересуюсь, часто ли убегают, не заплатив?
– Н-нет, не часто…
– Значит, ежели «че-как» – милиция быстро приедет? А откуда вы знаете, может, я с бандитами связан? А? Бдительнее надо!
Официантка округлила глаза еще больше, хотя это казалось нереальным, и пролепетала:
– У… у нас служба безопасности хорошая…
Ильюхин, не выдержав, вмешался:
– Ступай, деточка, принеси сахару этому… гражданину. И не бойся, я за ним присмотрю.
– А я и не боюсь, – гордо ответила девушка. – И вообще… Я вас, Андрей Викторович, по телевизору видела… И книжки ваши читала…
И она отошла, явно не договорив концовку типа «вы мне раньше казались таким приличным человеком».
Обнорский сконфуженно молчал. Виталий Петрович изо всех сил постарался сдержать улыбку:
– Доволен? Легче стало?
Журналист, как ни в чем не бывало, вскинул на полковника нагловатые глаза:
– Ну, бывает… Недооценил собственную популярность… А легче мне не стало. Станет – если ты поймешь то, что я сейчас постараюсь тебе объяснить. Так вот: Сашку Юнгерова я знаю сто лет. Мы с ним еще в одной сборной были, когда спортом занимались… Только он чуть старше. Не суть. Он мне не друг и никогда другом не был. Я не вошь какая, чтобы отрекаться, но это правда. Он мой приятель. Разницу между «приятель» и «друг» уголовный розыск уловить может?
– Вполне, – кивнул Ильюхин, и Обнорский продолжил:
– Я его уважаю, он мне симпатичен, мне с ним легко, но он мне не друг в высшем, метафорическом, смысле этого слова. И я никогда не работал в его концерне. И членом группировки не состоял. И на него не работал. Он мне просто не чужой. И я ему не чужой. Но далеко не по всем вопросам мы совпадали во мнениях. И когда я про него в «Бандитском Петербурге» написал, он тоже ходил и вздыхал, мол, не очень это здорово, мол, не очень это полезно… Но ему и в голову не пришло, что я это сделал с чьей-то подачи! А Крылова я знаю по времени меньше, чем тебя. Меня с ним Юнгеров познакомил. А дальше – как в авиации, система «свой-чужой». Раз Сашка меня с ним познакомил – значит, тоже «свой». А Сашке я всегда постараюсь помочь, но это не означает, что я буду всегда делать так, как ему хотелось бы… Я и Крылову про этого деда рассказать хотел, чтобы Сашке помочь. Ему самому, кстати, звонить не стал. Понимаешь?
Полковник задумчиво закивал:
– А чего тут непонятного: он убийц покарает, а мы его посадим… Уберечь от кривой дорожки решил?
– Ну, типа того.
– И мне, стало быть, тоже позвонил, чтобы ему помочь?
– В том числе, и поэтому. Хотя еще и потому, что киллерам лучше сидеть в тюрьме, чем новых людей валить. Ну, и свой журналистский интерес тоже имеется, не скрою.
Официантка принесла обещанный сахар, Обнорский кинул в рот сразу два кусочка и, захрустев ими, поинтересовался с набитым ртом:
– Я доступно изложил?
– Более чем…
Виталий Петрович внутренне усмехнулся: журналист позвонил ему, Ильюхину, чтобы помочь Юнгерову, а он, Ильюхин, как раз осуществляет внедрение в «империю Юнкерса», которое, в конечном результате, должно привести к… Да-а, забавная жизнь. И ведь при этом он, Ильюхин, сделает все, чтобы «упаковать» киллеров, а это действительно поможет Юнгерову, как ни крути…
Делиться с журналистом этими своими философскими парадоксами полковник, разумеется, не стал. Вместо этого Виталий Петрович поинтересовался вот чем:
– Слушай, Андрей… Раз ты его давно и неплохо знаешь… Скажи мне, как журналист «журналисту» – у Юнгерова есть враги? Настоящие, я имею в виду? Ты же все интриги в бандитском мире знаешь…
Обнорский убрал волосы со лба и рассмеялся:
– Ну, во-первых, как одна моя знакомая говорит, мелкий подхалимаж не оплачивается… Видимо, она считает (и я в этом с ней солидарен), что подхалимаж должен быть чудовищным. Во-вторых, все про сложные отношения в «Бандитском Петербурге» не знает никто, включая и его обитателей, и ты это знаешь лучше меня. А в-третьих, насколько я в курсе, – таких врагов настоящих, чтобы как Карфаген
[24]
, у Сашки нет. Сейчас нет. А «ненастоящие» вот так вот с двух стволов уверенно палить не будут. Я и сам, честно говоря, голову ломаю… И он, когда я ему звонил, тоже говорил, что не врубается, откуда привет прилетел.