– Ворами, говоришь… А если бы у тебя была волшебная палочка, ты бы захотел изменить жизнь?
Штукин давно уже перестал пытаться понять к чему весь этот более чем странный разговор, поэтому позволил себе чуток иронии:
– Очень общий вопрос.
– Понимаю. И все-таки?
Опер закинул ногу на ногу, посмотрел задумчиво в потолок, потом снова перевел взгляд на полковника:
– Если бы у меня палочка-выручалочка была, я б ее, конечно, использовал, но изменить жизнь… Космонавтом стать я никогда не мечтал. Народным артистом?… Тоже как-то… Президентом страны или олигархом? Так я им сочувствую, так же, как и депутатам… Не знаю… Может быть, образование бы изменил… Но машину, квартиру, загородный дом и еще три чемодана баксов я бы себе наколдовал, это точно. И, скорее всего, уже не отвлекаясь на добычу пропитания, ловил бы со спокойной душой квартирных воров и прочих несознательных граждан.
– Ну, а если бы тебя пригласили в СВР и предложили бы поработать где-нибудь в Германии под «крышей» состоятельного бизнесмена?
– Не гожусь. Языков не знаю. Мне больше за разными бизнесменами наблюдать приходилось – прячась за мусорными бачками с радиостанцией «Кайра».
Виталий Петрович кивнул, но уже без улыбки:
– Об этом твоем опыте я помню. Твоя короткая карьера разведчика-пехотинца также была одним из факторов, которые побудили меня поговорить с тобой и сделать тебе одно предложение, от которого ты, конечно, можешь отказаться – но только на первых этапах… Короче, чего кота за хвост тянуть: нам необходимо осуществить внедрение в некую преступную среду. Точнее, в неформальную среду, в бывшую преступную. Это очень серьезная структура.
Повисла долгая пауза. У Штукина мелькнула маленькая мысль – а может быть, он вчера допился до белой горячки, и весь этот разговор ему просто пригрезился. Валера кашлянул, чтобы прочистить пересохшее горло:
– К-ха, к-ха, простите… Мне – осуществить внедрение?!!
– Тебе. Меня уже не берут в космонавты, – спокойно ответил полковник.
– А то, что я уже удостоверение напредъявлял везде, где можно?
– Так уволим тебя к чертовой матери!
Штукин с идиотским видом кивнул, но спросил:
– Это как?
– Ну, не найти за что уволить, что ли? Прошлую твою жизнь можно так развернуть, что тебя и в тюрьму не примут. При этом, как ты понимаешь, будут существовать совершенно секретные документы, повествующие о другой картине. Это все дело техники, не это главное. Ты сам способен пойти на такое? Вернее, тебе интересно? Вот это, брат, главное! Мне нужно, чтобы человеку было интересно, и чтобы он был уверен, что поступает правильно.
– А… а вопрос компетентности?
Ильюхин встал из-за стола, прошелся по кабинету и цыкнул зубом насмешливо:
– Хороший вопрос, как сейчас принято говорить по телевизору. Так ведь я тебя не программистом к Биллу Гейтсу сватаю. Я тебе предлагаю пожить опером, но под легендой.
Штукин аж взопрел малость:
– Можно я покурю, товарищ полковник?
– Кури, кури…
После пары затяжек Валерке чуть полегчало:
– И что… лучше меня нету?
– Есть! – крутанулся на каблуках полковник. – Наверняка есть! Ты знаешь, я уверен, что где-нибудь в Богульме живет писатель, которому позавидовал бы Чехов. Только я о нем ничего не знаю. И не узнаю, скорее всего.
В этот момент в голове Штукина словно что-то щелкнуло и вспыхнуло, будто шаровая молния туда залетела. До него вдруг дошло, что эта ситуация очень схожа с историей про те тысячи долларов, мимо которых он пару дней назад пролетел со свистом. Судьба снова дает ему шанс изменить жизнь! Если сейчас остаться удивленным наблюдателем, то и эта золотая рыбка может уплыть! И тогда эта окопная жизнь уважаемого опера принесет ему только уважаемую чесотку… А тут… Тут было абсолютно непонятно что, но что-то новое, с какой-то новой перспективой, с новым горизонтом. Валерка откашлялся:
– Мне интересно. Я рад, – он чуть было не ляпнул про «оказанное высокое доверие, но осекся, – …что мне предложили… А у меня есть какое-то время на раздумье или ответ надо дать прямо сейчас?
Полковник подошел к оперу и участливо положил руку на плечо:
– Ну почему же «прямо сейчас»? Я ведь не на неделю тебе предлагаю измениться внешне. Но и не на всю жизнь. Тут процесс долгий будет – даже на этапе предварительных согласований. Потом начнется проработка легенды, проработка оперативного сопровождения… Разных процедур на полгода минимум… У нас с тобой сейчас – самый предварительный разговор. Ты подумай, взвесь все спокойно…
Ильюхину внезапно пришла в голову одна идея:
– А кстати! Попей-ка ты чайку с Павлом Игнатьевичем Костиным. Вот он – настоящая легенда. Он уже лет шесть или семь на пенсии, ветеран, председатель всяких там советов. А в начале 70-х он на самом деле долгосрочно внедрялся в самую настоящую банду. Была реализация – многим дали вышку за убийства. Правда, тогда по 77-й дела не возбуждали, так как в ЦК решили, что бандитизм изжит… Ты запиши его телефон, а я его предупрежу! Человек он свой, проверенный-перепроверенный, с ним, как на исповеди, можно. Я ему сам рассказываю то, что пенсионерам знать запрещено… Так, давай-ка я тебе лучше сам его телефон напишу и свой – мобильный. Как взвесишь все – так сразу мне и позвонишь. Договорились?
– Договорились, – пробормотал непослушными сухими губами Штукин. Он взял из рук полковника бумажку с начертанными телефонными номерами и, забыв уставное «разрешите идти», вышел в коридор. Там он постоял немного и еще раз заглянул в бумажку, словно сомневался в реальности всего произошедшего…
…Вернувшись к себе в отдел, Валера практически забыл, что обещал сразу по прибытии зайти к Ткачевскому и вспомнил об этом, только столкнувшись с ним в коридоре.
– Ну? – нетерпеливо спросил Ткачевский. Штукин в ответ лишь пожал плечами:
– Да, товарищ подполковник, странно как-то… За жизнь говорили – все больше на общие темы.
– И все? – не поверил Ткачевский.
Валера сделал вид, что колеблется, но потом все же решается рассказать любимому начальнику абсолютно все:
– Ну… Еще про Крылова спрашивал…
– Петра Андреевича?
– Ага. Как, мол, к нему опера относятся, и не хотел бы я пойти поработать к нему «под крылышко».
– К Крылову.
– Ага.
– Ну, а ты чего?
– А я сказал, что не хочу, что мне и в 16-м неплохо.
– Ага, – глубокомысленно сказал Ткачевский и, будучи умудренным в служебных интригах, пошел обдумывать эту информацию к себе в кабинет.
А Штукин в этот же день созвонился с Павлом Игнатьевичем Костиным и договорился с ним о встрече вечером.