(Игорь уже очень давно не носил цепи и кожу. Помнится, как-то на Елисеевских полях он примерил кожаную куртку, долларов эдак за две тысячи, которую ему навязывала его девушка, но потом выбежал из магазина со словами: «Все! Отвоевался! Моя гимнастерка к твоим звездам! Носи сама эту спецодежду!» Девица, естественно, ничего не поняла.)
Ладонин принял решение и набрал семь цифр, которые Утюг продиктовал ему в «обезьяннике» вспухшими после разминки в кафе губами.
– Бон джорно.
– А, Марчелло Засипаторович, – мгновенно узнал Утюг, у которого всегда (парадоксально – но факт!) было веселое настроение. – Ты никак в «Де Фэ»? Мы поняли – тебе скучно! Продержись минутку – щас будем!
Стало ясно, что они с Севером вдвоем. Фоном к разговору служила музыка, но музыка приятная. Словом, господа изволят отдыхать.
– Андрюха, действительно нужна ваша помощь, – с усилием прекратил улыбаться Ладонин.
– Что, так серьезно? Можешь говорить? – насторожился Утюг. Старое бессознательное резко всплыло в его заархивированной памяти.
– Не все так плохо. Но поболтать бы надо. Срочно…
Утюг и Север подъехали мигом. Даже быстрее, чем Саныч, хотя тот по молодости выбегал стометровку из пятнадцати секунд. Оба были серьезны. Они выслушали Ладонина и не стали задаваться вопросом: «А мы-то здесь при чем?» Вообще, таких парней иногда называют «бегущими впереди паровоза». А все потому, что им просто нужно и душевно комфортно помогать своему. Здесь в слово «свой» каждый вкладывает свое внутреннее состояние.
Да и руки, что греха таить, порой все еще «скучают по штурвалу».
На небольшой заасфальтированной площадке рядом с церковью Святого Георгия Победоносца (эдакий современный новодел – пародия на храм Христа Спасителя в миниатюре) Ладонина уже ждали. Чуть поодаль, невзирая на столь поздний час, беззаботно оттачивали мастерство подростки-скейтбордисты. Пацаны лихо гоняли на своих досках и даже представить себе не могли, что в данный момент находиться в этом месте может быть весьма небезопасно.
Лень Игорь узнал сразу. Он не участвовал в той эпохальной облаве, однако историю Кантонистова знал, как знал и самого Володю. Знали его и Север с Утюгом. Да, в принципе, все они знали друг друга в лицо. Все те, которые не захотели умирать в середине девяностых.
Ладонин шел «революционно» – так в старых фильмах ходят недовольные директора крупных заводов. Его приятели двигались сзади не столь быстро, при этом в их походке чувствовалась старая закваска. Чуть шершавя асфальт, мягкие шаги Утюга и Севера, казалось, шептали: «Мы к жесткости не стремимся, но и бежать от нее не собираемся».
Кантонистов, естественно, тоже был не один. Неподалеку стояли его люди, причем один из них держал в руке огромную спортивную сумку. Нетрудно догадаться, что в ней лежала как минимум помповуха, а может, и чего посолидней. Словом, по всем канонам встреча была правильной.
Лень и Ладонин сошлись. Руки они друг другу не подали, а лишь незаметно кивнули. По всем неписаным статусам и иерархиям Ладонин был выше, а потому держал фасон и кивнул незаметней.
– Был бы жив Руслан, огорчился, узнав, что народ в таких местах стрелки забивать начал. Святотатство чистой воды.
[17]
Лень проигнорировал эту ладонинскую фразу и с поволокой в глазах спросил:
– Извини за вопрос: что, в контору теперь и судимых брать начали?
– Куда мне. Просто сейчас народные дружины возрождают. А мне с детства страсть как хотелось перед девками повязочкой с буковками покрасоваться.
– А эти? – повел шеей Кантонистов в сторону Утюга и Севера.
Утюг услышал: «Эти», усмотрел высокомерие и подскочил к собеседникам.
– Вова, ты чо вознесся-то?! Хорошему тону разучился?! Я, между прочим, давно мирный селянин, в воровских мастях путаться стал. А ну как хлестану по хавелле? Терки по крыткам пойдут, воры астраханские на больничках гуртоваться станут…
Кантонистов мудро заулыбался, а Север, который был одет под стать гарлемским баскетболистам, заметил краем глаза приближающихся к громкоговорящему Утюгу двоих и мгновенно перерезал им дорогу:
– Парни, у меня дыхалка уже не та.
– А при чем здесь дыхалка? – спросил один, тот, что помоложе.
– Видишь, какой здесь парк огромный, – Север повел рукой, обозначив пространство. – Ну куда мне за вами бегать – я ведь старенький уже. Давайте лучше поболтаем за так. Расскажите мне, к примеру, о телках. А то я теперь живу четенько – жена, постоянная любовница, никаких стриптизерш…
Прикрытие Кантонистова почувствовало исходящие от Севера силу и спокойствие и тоже разулыбалось. Сам Лень ничего Утюгу не ответил, посему тот еще малость агрессивно помялся и отошел. Хотел, было, перед этим сплюнуть, но не сплюнул.
– А он не изменился, – произнес наконец Кантонистов. – Сейчас так разговаривать негоже.
– А людей похищать, очевидно, гоже? Девушка где? – перебил Ладонин.
– Где зажигалка? – переспросил Лень.
– Вот, – Ладонин вынул ее из кармана и протянул Володе.
– Девушка недалеко, с ней все в порядке.
– Последнее мог бы и не говорить. Ведь это само собой, – спокойно рассудил Игорь и неожиданно гаркнул: – Верно?!
– Не ори так, – поморщился Лень. – Я неделю назад на Красном море с аквалангом нырял – уши попортил.
– А что, на Доминиканы не наворовали?
– Вот что! – сорвался Кантонистов. – Отца интересует, откуда хвост нарисовался. Заказчик кто?
– Ты никак батьку нового себе завел? И с чего это вдруг люди говорят, что родителей не выбирают? Ладно, Лень, мы люди взрослые. Стоим тут – ерничаем, – Ладонин вдруг занервничал, запнулся и закусил губу. – Короче, о морали не будем.
– Не будем, – согласился Володя. – Мы ведь сильнее.
– Это в чем?
– А в том, что мы готовы жестко поступать. Готовы к тому, что и в отношении нас будут поступать так же.
– А мы нет? – уперся злым взглядом Ладонин.
– А вы уже нет, – отмахнулся Лень.
– А может, вы просто больше ничего делать не умеете? Рассказать историю про то, как несколько генетиков задумали нового человека сотворить? Короче, собрались они и решили подражать Богу. Один смастерил косточки, другой плоть, третий влил кровь, а четвертый, самый ученый, вдохнул душу. И появился тигр. Сначала появился, а потом взял и всех их съел.
– Менты из «наружки» чьи были? – перебил Володя, который терпеть не мог все эти философские сопли.
– Мои. Вернее, я платил за банкет.