– Да ничего, терпимо, – немного смущаясь таким проявлением заботы, ответствовал Козырев. – А что?
– Помнишь, как ты на стрельбах проиграл мне желание?
– Помню, – ответил Паша, не понимая, куда она клонит.
– Я пока сидела на этой скамейке и вас ждала, наконец-то придумала. Вот тебе мое желание – проводи меня, пожалуйста, до дому. Хорошо?
– Хорошо, – кивнул Паша, после чего Ольховская взяла его под руку, и они вдвоем, не прощаясь и не оборачиваясь, медленно побрели в сторону Невы. Ваня Лямин с завистью и тоской смотрел им вслед, и бригадир, уловив его настроение, подбадривающе похлопал по плечу:
– Не грусти, друг мой Лямка. Будет и на нашей улице праздник.
– Скорей бы уж, – вздохнул Иван. – И все равно… К примеру, про мое здоровье она даже и не спросила…
Тут уже в который раз за эти сумасшедшие сутки у бригадира зазвонил мобильник.
– Привет! Ты как? Живой? – затараторил Ладонин.
– Игореха, я никак не могу понять, ты вообще когда-нибудь спишь?
– Бывает. Но нынче на дворе такое славное утро занимается.
– Согласен. Славное. Особенно в сравнении с минувшей ночью.
– Ты парней вытащил или надо посодействовать?
– Вытащил, Игорь, все нормально. А как ты? С ролью терпилы справился?
– Более-менее. Скажем так: терпимо.
– Тачку тебе отдали?
– А куда ж им деваться – отдали, конечно. Там на самом деле ремонта не много – баксов на шестьсот, не больше. Кстати, хочешь, я ее тебе подарю?
– Нет, спасибо, она у меня будет ассоциироваться с не самыми приятными воспоминаниями.
– Тоже верно. Черт с ней! Поставлю во дворе, потом подарю музею.
– Интересно узнать, какому?
– Ну откроют же когда-нибудь в нашем городе музей криминальной славы.
Оба рассмеялись.
– Слушай, Сергеич, я хотел тебе сказать, что эта ваша Полина… Ох! Ну и баба!.. Молоток!.. Ты, помнится, обещал меня с ней познакомить.
– Познакомлю. Если все обойдется.
– А куда оно денется? Конечно, обойдется. Если что, помогу. К тому же, насколько я сумел понять, этот твой знакомый Леха – человек порядочный. Хоть и мент.
– Есть такое дело… Скажи, Игорь, а вот эти билборды с Антохой – твоя работа?
– А то чья же? Завтра… вернее, уже сегодня, сорок дней стукнуло.
– Да ты что? А я и забыл совсем… Вот, блин, и отметили, и помянули.
– По мне, так очень достойно получилось. Причем, заметь, получилось-то в конечном итоге все равно по-моему, а? А знаешь почему?
– Почему?
– Потому что Бог, похоже, действительно не фраер… Ладно, Сергеич, не буду тебя больше грузить. Давай, удачи тебе… Звони когда захочется – посидим, хлеба с маслом пожуем… Да, и не забывай о моем предложении – место для тебя у меня всегда найдется.
– Спасибо, Игорь.
– И про Полину не забудь!..
Нестеров отключился, со словами «все, выключаю его на хрен, а то он меня окончательно разорит» убрал мобильник в карман и, прищурившись, посмотрел на Лямина:
– А знаешь, Ваня, только что господин Ладонин подсказал мне одну замечательную идею. Известно ли тебе заведение под названием «Шинок», что на Пяти углах?
– Нет.
– Это очень печальная история. Но вполне поправимая. Если ты, конечно, составишь компанию своему непосредственному начальнику и пропустишь с ним рюмочку-другую горилочки да под украинский борщей с пампушками. Как вы на это смотрите, товарищ лейтенант?
– У меня с деньгами плохо.
– С деньгами, Лямка, как раз хорошо – без них плохо. Но ты не переживай, это мы последний год бедно живем, а вот на будущий год, как побираться пойдем… И отставить разговоры за деньги! Веди меня, таинственный незнакомец…
С этими словами старый да малый «грузчики» прошли в питейное заведение, а уж сколько они там просидели и сколько выпили – история об этом умалчивает.
Эпилог
День у экипажа бежевой «шестерки» ОВО с бортовым номером 12–13 выдался хлопотный. Заморочки начались с самого утра, когда при разводе Сергея Васильевича обвинили в том, что его экипаж отнимает герыч у наркоманов, а потом продает его таким же. Старшина, конечно, мог бы сказать, кто из экипажей на самом деле этим грешит, но Васильич был другим человеком.
– Ты мне приведи одного, чтобы он мне это лично в глаза сказал, тогда и поговорим, – зло ответил он разводящему дежурному офицеру.
– Другие могут привести, Васильич. А я за наркотами бегать не стану, ты знаешь, – поправил тот.
– Так вот ты бы лучше точно узнал, кто у нас херней мается.
Затем Саша начал распаковывать свой ежеутренний кефир и разлил его на заднем сиденье. Потом начались ложные вызовы по тревоге: то балкон не закрыли и сработал сигнал на внутренний объем, то еще что-нибудь… А к обеду они задержали хлопца, который в аптеке строил из себя незнамо что, всех строил и увольнял и при этом еще барахтался в машине так, что отломил ногой переключатель сигналов поворота на руле. Сергей Васильевич вытащил его из машины и жестко ударил в горло и в пах. ТАК старшина бил редко, только уж если его доводили, но зато после этого «мало» и на следующий день не казалось. Хлопец обмяк, застонал и захрипел одновременно.
– Не сопи – не убили, – проворчал Сергей Васильевич.
– Что, рекламка фералгана не понравилась? – поддерживал и одновременно контролировал его Саша. – Тогда попробуем клизму.
– Что ж вы так… – стонал пришедший в мыслительное равновесие аптекарный хам.
– Вас, мудаков, много, а переключатель один, – шикнул Ветоль.
А в довершение всех бед к вечеру Ветоль в прямом смысле чуть не провалился, выйдя из машины в люк, и при этом сильно разодрал ногу.
Понятно, что после всего этого настроение у экипажа было никакое. Все старались молчать или подавать исключительно корректные реплики и междометия, чтобы окончательно не разругаться. Сергей Васильевич раскрутил свой китайский термос и налил себе чая. Термос был времен ссоры Мао со Сталиным, тепло совершенно не держал, а потому на душе стало совсем скверно.
Через некоторое время они прокатились вокруг детского сада, куда регулярно раз в неделю залезали малолетки, и, выезжая на Средний, едва не задели на повороте «девятку»…
– 438! – воскликнул Ветоль, показывая рукой на номера…
– И? – недовольно спросил старшина.
– У меня квартира на Кима 438-я – я запомнил!.. Помните наружку?
– А-а… точно, – пригляделся Сергей Васильевич.
Ветоль притормозил, а Саша собрался выходить.