Выдумщик - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Константинов cтр.№ 15

От родного папы досталась Плейшнеру фамилия Скрипник, звали его Михаилом, а по отчеству — Игоревичем. И родился он вовсе не в Вологде (как значилось в паспорте Плейшнера), а в Челябинске. Давно все это было… Прошлая жизнь — под настоящей фамилией — теперь казалась Плейшнеру каким-то полузабытым фильмом… В том далеком прошлом, в Челябинске, дружки звали его «Мишуткой», и судьба у пацаненка была самой что ни на есть обычной для рано сбежавшего из дома сына родителей-алкоголиков… Первое свое «крещение», первый заход в «тюремные университеты» Мишутка получил в шестнадцать лет. Дали ему тогда три года — и это было очень много для его возраста и для совершенного им преступления… В шестьдесят четвертом году и автоугонщикам-то «треху» не выписывали, а Мишутка получил три года за украденный велосипед. Возможно, судей поразило то, что Михаил Сергеевич Скрипник умудрился украсть велосипед с балкона на четвертом этаже… Но, скорее всего, на жесткость их решения повлияло поведение Мишутки в суде — не обращая внимания на отчаянные взгляды адвокатессы и чувствуя моральную поддержку челябинских дружбанов, Скрипник гордо заявил во всеуслышанье прямо в зале заседаний:

— Воровал, ворую, и воровать буду!

Сказал — и ведь словно в воду глядел…

Садился Скрипник при Хрущеве, а на волю вышел уже при Брежневе… Впрочем, перемены в верхах мало интересовали Мишутку, занявшегося «щипанием» денег из карманов трудящихся… Да и на свободе он надолго не задержался — «опалился» через четыре месяца после первой «отсидки» и загремел за «колючку» вновь, теперь уже на «пятилетку». Весь свой «пятерик» Скрипник отмусолил у «хозяина» от звонка до звонка… На свободу вышел поумневшим и работать начал по хатам — щелкал квартиры, как орехи…

Сначала все шло удачно — были и цветы, и девочки, и солнечный берег Крыма, и брюки-клеш, и восхищенно-подхалимские взгляды дружбанов-собутыльников… Однако — сколь веревочке не виться… Через два года Мишутка снова засыпался — в Москве на этот раз, «забарабанил» его подельник, сука рваная… И поехал Михаил Игоревич в воркутинские лагеря мотать очередную «пятилетку». Но поехал уже не пацаненком-недорослем, а солидным опытным уголовником… На вора его, правда, не короновали, но в авторитетах Скрипник ходил… Мишутка — это вам не фунт изюма, это всегда место подальше от параши и уважение от «братвы»… И снова он свой срок от звонка до звонка отбарабанил, а потом рванул подальше от Белокаменной с ее вездесущим МУРом — в Крым. Там Мишутка, правда, надолго не задержался — сорвался с одним корешком в «гастроль» по России-Матушке… Погуляли красиво — брызги шампанского и огни кабаков, и длинный шлейф грабежей и разбоев…

А в 1979 году фортуна, девка капризная, снова от Скрипника отвернулась. Дело было в Мурманске. Уходил Мишутка с одной хаты от ментовской облавы, и — надо же! — сел ему на хвост один тщедушный такой с виду мусоренок… Упертым, гнида, оказался — два квартала сзади бежал, не отставал… Скрипник, задыхаясь, за угол свернул — увидев подвал открытый, туда и нырнул, думая отсидеться… А этот мусоренок то ли увидел, то ли догадался — короче, он тоже в подвал сунулся… И тут Мишутку бес попутал — в том подвале возле стенки ломик ржавый валялся, вот тем ломиком мент настырный по голове и получил. Скрипник через упавшего перепрыгнул — и снова бежать, да тут другие мусора подоспели… Ох, и били же они Мишутку ногами!… Хорошо еще, что тот мусоренок жив остался — шапка удар ломиком смягчила…

Отвесили Скрипнику полные пятнадцать лет — будь здоров, не кашляй… Тюрьма урке — дом родной, может быть, и отмучил бы как-нибудь Мишутка свою «пятнаху», но за девять лет до конца срока навесили ему еще «трешку» за неповиновение администрации. И невмоготу стало Скрипнику, испугался, что так и сгниет он в лагерях родной Коми АССР. Не выдержал Мишутка, ушел еще с двумя кентами в побег из-под Ухты, схоронившись в штабелях бревен…

Летом из «комятских» лагерей бегут десятками, а вот убегают — редко… Одних ловят, других вертухаи с автоматов достают, а большинство в парме [15] с голоду сами подыхают…

Вот так и Мишутка с корешками — сплавившись по Печоре-реке на несколько десятков километров от лагеря, поняли беглецы, что деваться-то им и некуда… В поселках — везде кордоны, жратвы нет, из оружия — только «перья» самодельные… Лето к закату шло, ночами уже холодать стало. Сгинули бы урки, все трое упокоились бы в болотах гнусных, если бы не сделали Мишутка с кентом поздоровее третьего беглеца коровкой [16] .

Две недели, оставшись вдвоем, зэки беглые кое-как продержались, наконец к Ухте вышли… Правда, напарничка-то пришлось Мишутке все же упокоить — слабым в стержне этот кент оказался, все скулил чего-то, ныл, вроде как рассудком повредился. Короче, достал совсем Скрипника, у которого тоже нервы вразнос пошли.

А у самой Ухты — словно подарок халявный Мишутке выпал — пьяненького капитана-артиллериста, видать, не в ту сторону занесло, и попал он на «перо» зэковское… В отпуск этот капитан ехал к родителям, да вот недоехал… Вещи и документы зарезанного офицера позволили Скрипнику до Питера добраться. В Ленинграде (а точнее, в Колпино) залег Мишутка в хату одного дружбана старого и на улицу даже нос высунуть боялся — за хибу возьмут, тогда довесные срока счастьем покажутся, потому что скорее всего вломили бы Скрипнику «вышака»… Больше полугода хоронился в хате Мишутка, лишь изредка, по ночам, во двор выходя, чтобы воздуху свежего глотнуть…

В конце концов корешку старому, видать, поднадоел не вылезавший из его хаты гость, и сказал он как-то Скрипнику:

— Слышь, Миша, век в подполе не проховаешься, надо как-то дальше об жизни кумекать… Я тут прикинул фуфел к носу — надо тебя Виктору Палычу показать, он человек правильный, поможет… А мне тебя содержать тяжко стало — ты на меня сердца за эти слова не держи — старый я уже, чтобы воровать…

Мишутка ничего на это не ответил, только кивнул — к Палычу, так к Палычу… Выбора-то ведь все равно не было… Может, и повезет, может, и не подставит его дружбан, за которым давние должки остались неоплаченными, под гнилой расклад… Ишь ты, падла — старым стал, воровать не может… Воровать только мертвый не может, а в России — вор на воре и вором погоняет, богатая она, Рассеюшка, воруй — не переворуешь, на всех хватит…

Не верил Мишутка ни в Бога, ни в черта, ни в дружбу, ни в слово честное или лукавое… Верил Скрипник в одно — пока зубы острые, надо кусать. Понимал Мишутка и то, что волки должны стаей ходить, загрызая ослабевших своих собратьев… А в стае вожак нужен. Потому и прислушался Скрипник к словам дружбана об Антибиотике — именно под этим погонялом был известен на всю Коми АССР коронованный вор Виктор Зуев… Многие и фамилию-то его никогда не слышали, а вот скажи Витька-Антибиотик — и все сразу понимают, о ком речь… И вот — на тебе, уже не Витька, а Виктор Палыч… Растут люди, растут… Так растут, что и «понятия» воровские им тесными становятся… Не любил Мишутка Питер, в этом городе все всегда не как у людей было, все не по «понятиям», и воров здесь никогда особо не признавали. От «спортсменов» пошло все это, мало их во все щели на зонах дрючат… Да еще мусора к этим «спортсменам» пристегнулись, в спайку вошли — вместе начали вопросы решать, и поди, предъявись им… Не зря «братва» говорит, что Москва — город воровской, а Петербург — ментовской… Вот только интересно — как в таком сучьем городе может честный вор Витька-Антибиотик главарить? Не то здесь что-то, парево какое-то…