Выдумщик - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Константинов cтр.№ 102

А потом Витя Савельев принес известие о показаниях Бутова, и Кудасов понял, что может «железобетонно» задерживать Антибиотика… Учитывая несомненную причастность старика ко всей кровавой водочной истории, Кудасов рассчитывал через него выйти на след Андрея…

* * *

Очутившись ранним утром 2 июня в камере следственного изолятора, Антибиотик некоторое время находился в состоянии полной прострации.

«Как же так? Столько денег ушло мусорам, прокурорам этим яйцеголовым — и все сипом пердячим в воздух ушло? Меня, Виктора Палыча Говорова, какой-то упертый руоповец приводит в КПЗ, как крадунца мелкого?! А ведь говорил, говорил я много раз этому долбоебу Генококу Петровичу — угомони Кудасова, угомони… Как чувствовал… Сам виноват, дожать надо было… Прав был Иваныч — с этим Никиткой вопрос только „кардинально“ решить можно, его тупые мозги только на пулю и среагируют… Знать бы, что так все обернется… Гена-мудила уже червей кормит, я в „хате“ закрытый… На кого ты руку поднял, Директор херов?! Ты еще сто раз об этом пожалеешь, падла, я тебя сгною, сгною мусорскими же руками, бля буду, землю жрать стану, а сгною тебя, Никитушка, чтоб я пидором стал… Ты, сучонок краснопузый, еще увидишь, что делают деньги, ох, увидишь, тварь цветная… Я всю мусорню по второму разу закуплю, а покоя тебе не дам, гнида запогонная… Только бы выйти, только бы выйти… Ведь все есть, все — и „бабки“, и власть, настоящая власть, а не педерастическая, как в Смольном… Весь Питер по нашим понятиям живет, а ты, Никитушка, не хочешь, самый умный ты у нас, самый чистенький… Один ты, стало быть, против всех, против народа нашего… Нехорошо это, дорогой Директор, очень нехорошо… Икнется тебе денек сегодняшний, так икнется, что кровавой блевотой подавишься, Никитушка… Мне бы только выйти… А я выйду… Выйду! Чего там у него против меня имеется? Бурцев… Да, с этим „конторским“, конечно, лажа вышла… Какая ж сука нас с Тузом писала? Да какая б сука не была — шутил я. Шутил. Пьяный был… Туз, падла, опалился, как сявка… Говорят, сдох в больничке у „лепил“ на руках… А если мутят мусора, если жив Туз? Ничего, мы и Туза побьем козырной шестеркой, дел-то… А козыри я сам мастить буду… Так что Туз, живой он или мертвый — это все туфта дешевая… А что еще? Что-то еще должно быть у мусорков в припасе, иначе не нагличали бы так… Кто-то „стукнул“, кто-то показания дал… Кто? Узнаем, все одно узнаем… А узнаем — разберемся… Был человек и сплыл — мало ли, что он раньше сказал… Сказал, а „следак“ его не так понял, и все… Ничего, мы еще подергаемся… А с тобой, Никитушка… Нет, нет, родной мой, героев у нас не убивают, героев у нас обсерают так, чтоб другим „героить“ неповадно было… Так-то вот…»

Антибиотика понемногу «отпускало», он вышел из ступора, расслабился, обмяк, прилег было на шконку, но тут же снова подскочил: «Ах, бля… Вот где еще улика мусорам может выставиться… Серегин. Журналист этот херов… И Череп, как назло, с ним в „бункере“, меня ждет… Нет, ну Череп-то не дебил, он подождет-подождет, увидит, что я не еду, начнет в город звонить, ему кто-нибудь скажет, что меня „закрыли“ — и „комитетчик“ сразу же „полную приборку“ сделает… А если не успеет? Кудасов-то ведь не случайно про Андрюшку-выдумщика спрашивал… Знает что-то, падла гнойная… Вот ведь блядство-то…»

Виктор Палыч понял, что расслабляться рано, и начал повнимательнее присматриваться к обитателям камеры.

Через пару часов Антибиотик уже сидел рядом с пацаненком лет восемнадцати, увлеченно рассказывавшим, как «посыпалось» его дело. В камеру паренек попал за соучастие в квартирной краже — да только умысел ему «навесить» не смогли. Пацаненок был еще не битым, потому рассказывал, дурачок, доверчиво и радостно:

— Я, короче, стою в хате, сумка с вещами рядом, а тут хозяйка… И все, пиздец — крик, шум, вонь, лягавка… А меня как осенило. Говорю одно: шел, мол, по лестнице, смотрю — квартира открытая… Дай, думаю, зайду — посмотрю, кто это людям замок сломал… И все, и слопали это… Трое суток я своих отдолдонил, и вот она — свободушка…

Антибиотик «крутил» часа два этого шустреца, «пробивал» его по-всякому, проверял, не «кумовской» ли… Но пацанчик казался чистым. Глуповатым он был, это точно, но глупость в данном случае только на руку Виктору Палычу играла… Антибиотик пообещал пареньку, которого звали Саней Костюковым, что возьмет его к себе работать в охранную фирму — так Саня этот чуть ли не пятки готов был старику лизать.

Охранная фирма — это ж круто, это ж… И форма, и дубленка, и разрешение на «ствол»… И денжищ сколько — долларов пятьсот в месяц, не меньше…

Обнадежил Антибиотик мальца и попросил записочку в один адресок доставить. А записка та была самая невинная: «Привет, Кириллыч. Со мной недоразумение вышло, думаю, что ошибка милицейская, но на несколько дней в изолятор я загремел. Ты загляни к Фаине, скажи, чтоб не волновалась, чтоб ждала меня и не блядила, чтоб хату в чистоте блюла. Мне пусть хлебца пришлет, конфеток и еще чего — сама решит. Человека, передавшего письмо, отблагодари по совести. Витя».

Рисковал, конечно, Антибиотик, но не особенно. Даже если малец этот «кумовской» — все равно мусора ничего из записки не поймут, нет в ней криминала. А время — дорого, нет его почти, времени-то… Лишь бы Череп известие получил, лишь бы «в хате прибрался»…

Виктор Палыч, конечно, даже не подозревал, что на момент написания «малявы» Череп уже бы никак не мог лично заняться «приборкой в хате».

* * *

А в «бункере» вскоре после отъезда оттуда Антибиотика произошли достаточно интересные события…

Обнорского больше не били, не заковывали в наручники — его, наоборот, поили бульоном, какими-то травами, а потом ему даже дали поспать. Грач даже подушку журналисту под голову подложил и оберегал его сон всю ночь, хотя Серегин все равно бы сбежать не смог — куда сбежишь со сломанными ребрами и перебитой ногой? Обнорского даже нужду справлять не выводили, а практически выносили из «бункера». Но Череп любил во всем порядок, и потому велел, чтобы кто-то из его людей постоянно находился при Андрее… Утром 2 июня Грача сменил Пыха, а минут через пятнадцать после «смены караула» в бункер зашел Череп. Бывший «комитетчик» постоял над лежащим на полу Серегиным, помолчал, разглядывая журналиста, и, наконец, сказал:

— Ну что, Андрей Викторович… Я надеюсь, вы отдохнули, поднакопили сил, так сказать… Пора за работу приниматься… Ручка и бумага у вас есть — так что давайте, описывайте подробненько: где, когда, при каких обстоятельствах вы познакомились со Званцевой, как пришла в голову идея устроить «разводку» с «Абсолютом», как конкретно осуществляли все на практике… Задача ясна?

Обнорский медленно кивнул, и Череп улыбнулся одними губами:

— Ну, и чудесно. Только перед тем, как начнете выписывать подробное эссе — будьте любезны, напишите-ка мне стокгольмский адрес и телефончик Званцевой… Лады?

Серегин завозился на полу, сел, прошамкал, прерывисто дыша:

— Зачем?… Ее все равно уже нет по этому адресу… Я же говорил…

Голос Черепа построжал:

— А вот это уже не ваше дело, милейший… Зачем — мы сами знаем, зачем. Ваше дело написать. А наше — проверить достоверность информации… Кстати, хочу вас обрадовать — к вечеру здесь будет доктор, который начнет с вами работать по своей методе, так что рекомендую до его приезда написать побольше… А с медицинской помощью мы и посмотрим, насколько искренне вы решили сотрудничать с нами… Я доступно излагаю? Надеюсь, цирк со внезапными провалами в памяти вы устраивать не будете? Мои хлопцы, знаете ли, не всегда понимают юмор, а если и понимают, то очень по-своему…