Журналист - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Константинов cтр.№ 95

Только часа через полтора изнурительного выяснения подробностей биографии Андрея (которые, кстати сказать, и так были хорошо известны, поскольку содержались в его офицерском личном деле) Радченко перешел наконец к тому, ради чего и вызывал Обнорского:

— Андрей Викторович, давайте вспомним некоторые подробности вашей еще совсем недавней работы в Бенгази…

— Какие подробности? — удивился Андрей. Ему пришло в голову, что, возможно, особист интересуется той историей с эскадрильей «МиГов», из-за которой, собственно, Обнорскому и пришлось перебраться в Триполи. Но при чем здесь Радченко? Вопросами, которые были так или иначе связаны с внешней разведкой, занимались совсем другие люди, и особый отдел не имел к ним никакого отношения.

Впрочем, довольно быстро выяснилось, что подполковник имел в виду под «некоторыми подробностями» совсем не тему с пропавшими самолетами. Радченко не спеша закурил, походил по кабинету мягкими, кошачьими шагами и наконец, видя, что Андрей молчит и ждет дополнительных «вводных», пояснил:

— Меня интересует организация, созданная при вашем непосредственном участии в гостинице для холостых советских специалистов и переводчиков в Бенгазии.

Обнорскому показалось, что он ослышался.

— Организация? Какая организация? Комсомольская, что ли? Так у нас комсомольцев всего одиннадцать человек было…

— Нет, — вежливо перебил его особист. — Эти вопросы скорее относятся к компетенции политотдела… Я слышал, правда, что у вас возникли там какие-то осложнения с членскими взносами?

Андрей про себя усмехнулся: в июле 1990 года все офицеры комсомольского возраста в Бенгази, пользуясь волной «демократизации», поднявшейся в Союзе, решили по-тихому перестать платить комсомольские взносы — надоело кормить жирных цековских мальчиков, разъезжающих по всему свету на валюту, поступавшую в ЦК ВЛКСМ из разных стран с отчислений от заработков таких же, как Обнорский, переводяг и специалистов. Летом 1990 года казалось, что партийно-комсомольский аппарат действительно доживает последние дни, потому и решили комсомольцы-бенгазийцы просто перестать платить взносы и таким образом через три месяца по-тихому автоматически выбыть из ВЛКСМ. Однако уже в самом начале января девяносто первого в Союзе поднялась мощная волна коммунистического «ренессанса», и затаившиеся было замполиты и партработники вновь подняли головы и начали показывать зубки. Обнорский не сомневался, что ему еще аукнется эта история с членскими взносами, хотя сначала складывалось впечатление, что до нее никому не было дела…

— Впрочем, — продолжал особист, — я хотел поговорить с вами о другом…

— О чем же? — пожал плечами Андрей.

— Мы получили информацию, что в гостинице, где вы проживали, была создана организация под названием, если не ошибаюсь, «Штаб Революции». Припоминаете?

Обнорский едва не расхохотался от облегчения — ему ли не помнить «Штаб», если он был «особой, приближенной к Вождю» и имел официальный титул Певец Революции и должность «начальник особого отдела»?

А дело заключалось в следующем. Развлечений у бенгазийских холостякующих советских специалистов и переводчиков было крайне мало, книги и газеты поступали редко, телевидение в гостинице транслировало только две зануднейшие ливийские программы, поэтому единственным действенным средством для развеивания скуки, естественно, был «антигрустин» — спирт, сливавшийся с родных «МиГов», и самогон, изготовленный по древним российским рецептам. Однако в тихих локальных пьянках тоже мало веселого и интересного, поэтому постепенно в гостинице сложилась устойчивая группа человек из пятнадцати, которые превратили застолья в некий ритуал и тщательно к ним готовились: ловили мурен в Средиземном море, коптили их, жарили на крыше шашлыки, красиво сервировали столы и во время самой пьянки обязательно произносили длинные речи и тосты.

Однажды кто-то назвал хабира-прибориста из группы ВВС, произнесшего очень смешную речь о «великой бенгазийской алкогольной революции», Вождем — он действительно несколько напоминал Ленина и к тому же звали его Владимиром Ильичом. Прозвище прилипло, а потом вдруг все начали играть в такую игру, что, мол, совместные застолья — это не просто пьянка, а заседание Совета Алкогольной Революции, возглавляемого Вождем. Ветераны движения немедленно получили чины и звания: Совет выбрал своих «министра обороны», «главкома ВВС», «начальника генерального штаба». Преподаватель из летной школы на «Бенине» Регимантас Соколовскас получил должность «командира литовского полка», а главный самогонщик в гостинице сварщик дядя Миша — титул «хранителя революционной жидкости». Обнорский был назначен «начальником особого отдела», а поскольку у него была гитара, на которой он тренькал во время «заседаний Штаба», Вождь присвоил ему еще и почетное звание Певец Алкогольной Революции. Особую остроту «заседаниям» придавало то обстоятельство, что в Ливии действовал сухой закон, на который, впрочем, русские просто чихать хотели. «Заседания» всегда открывались одинаково — во главе стола вставал Вождь с маленькой кружечкой в руке и, картавя по-ленински, объявлял:

«Товарищи! Великая Алкогольная Революция, о которой столько времени мечтали хабиры и переводчики города Бенгази, продолжается!»

Все выпивали по первой, а потом переходили к обсуждению текущих вопросов — об открытии новых вакансий в «Штабе», о деятельности тайных членов организации в условиях подполья в городке для семейных, о «продразверстке», под которой понималось пополнение запасов «революционной жидкости». В общем, все было очень весело, постепенно в «Штаб» вступила чуть ли не половина обитателей гостиницы, и тогда Вождь, который уже просто не просыхал от этой самой «революционной жидкости», объявил «диктатуру опохмеляющихся». «Диктатура» эта, правда, свелась к тому, что члены «Штаба» потребовали, чтобы им в гостиничной столовой разрешили сдвигать во время ужинов столики в один большой стол. Это требование было удовлетворено, поскольку администраторами, официантами и поварами в этой столовой работали советские женщины — жены тех счастливцев, которые жили в городке для семейных.

Деятельность «Штаба Революции» позволяла хоть немного скрасить серое однообразие бенгазийских будней и выходных, Андрей не пропускал практически ни одного «заседания». Уезжая в отпуск в Союз и зная, что в Бенгази скорее всего не вернется, он испытывал странное щемящее чувство грусти, расставаясь с измученными тоской по родине «алкогольными революционерами».

Но почему «Штабом» вдруг заинтересовался трипольский особист? Нет, конечно, при желании докопаться можно и до фонарного столба… Несмотря на то что в Ливии пили практически все советские специалисты и переводчики, официально все же употребление спиртных напитков было запрещено… Но опять, таки вопросами борьбы с пьянством занимался политотдел, а никак не контрразведка… Поэтому на вопрос Радченко Обнорский неопределенно пожал плечами:

— А что именно, товарищ подполковник, вас интересует?

— Все, — ответил Радченко, лучезарно улыбаясь. — Меня интересует все, что вы знаете об этой организации…

— Да никакая это не организация, просто дурачились мужики, не знали, как время убить, вот и выдумали этот «Штаб», — усмехнулся Андрей. — Можно, я закурю, товарищ подполковник?