Скажи миру – «нет!» - читать онлайн книгу. Автор: Олег Верещагин cтр.№ 79

Да, их было десять, и они ничего не опасались. И идти им было легче – по берегу…

Второй остановился и, схватив за плечо шедшего первым, что-то завизжал, тыча рукой в наши следы на склоне. Заметили… Ну, вот и хорошо!

– Рось! – заорал я, вскакивая и выдергивая палаш полностью – тусклый свет блеснул на лезвии. Нас разделяли всего несколько шагов, и я преодолел их в два прыжка. Длинное лезвие наполовину утонуло в груди того, шедшего первым… Палаш Сережки отбил над моей головой ятаган второго, кулак моего друга швырнул урса в холодную воду… Двое возникли передо мной, следом подбегал третий. Вскрики, хрип, плеск и лязг повисли в воздухе.

Оступился – вода ледяная наверняка; спасибо, Тань, за сапоги! Звиггзагг! Ззвигг! Выхваченная дага до упора вошла в живот… Ззвагг! Зиг! Зиг!

– Рось! Рось!

– Скраг! Скраг!

Званг! Занг!.. Добежал, скот, опять их двое… Кто-то рухнул в ручей – похоже, не наш… Оп! Ушел от секущего удара, а то бы… А итальянскую защиту ты видел?! Йок ты что видел, а теперь больше вообще ничего не увидишь… Последний противник отступал вверх по склону. Шапка с его головы свалилась, острые, крокодильи зубы были оскалены. В левой руке он держал толлу. Ну нет – метнуть я ее тебе не дам, гадес…

Сзади залязгал металл. Не оборачиваться – стоп!

– Олег, все нормально! – весело прокричал Игорь. Краем глаза я заметил, что Вадим сражается всего-навсего с одним урса. Так, быстро мы…

«Мой» урса прыгнул вперед, размахиваясь рубануть в голову. Я увернулся, пнул его в пах и помчался следом за покатившимся по склону врагом, чтобы уже не дать ему встать, – обойдется, выродок…

Урса внезапно остановился, сжавшись на снегу в комок, – я был вынужден по инерции через него перепрыгнуть. Проскользил сколько-то и, ощутив сильный удар в левый бок, развернулся и достал встающего урса рубящим ударом в висок – кабанье-рептилий череп раскололся, заливаясь кровью.

Меня шатнуло, и я, сам не понимая почему, сел в истоптанный снег. Дикая боль рванула бок – такая, какой я ни разу в своей жизни не ощущал. Для такой боли нет слов, нет красок… ее не описать. И она, наверное, слишком сильна для четырнадцатилетнего мальчишки – потому что я и не крикнул, а только открыл рот. Боль забила его, как горячая кислая каша.

– Олег! – дернулся ко мне Сергей. Его противник побежал, я махнул палашом: уйдет же! Сергей резко повернулся, из его руки вылетел метательный нож, и урса, взмахнув руками, рухнул и съехал по снегу в ручей. Нож торчал у него в затылке. – Олег, ты что?!

Сергей все-таки подбежал ко мне, встал на колено, вонзив в снег палаш.

В боли появился какой-то перерыв, и я ответил:

– Не знаю… – Но голос сам собой оборвался мучительным кашлем – и я увидел, что откашливаю струйки темно-вишневой крови.

– Вадька, Север! – закричал Сергей и нагнулся, а потом мне стало еще больнее, хотя это, казалось, было невозможно, и я упал в снег. – Олег ранен!

«Ранен?» – подумал я. Надо мной склонились три лица, а между ними среди низких серых облаков я увидел пронзительно-голубой овал чистого неба.

Потом оттуда, сверху, полилась клубящаяся чернота, и я утонул в ней. Там было спокойное покачиванье, только бок временами дергало, а думать совсем не хотелось, что для меня было необычно. Но потом я ощутил жар огня, услышал голоса – вроде бы и Танькин – и напрягся, пытаясь понять, о чем они говорят. Глаза у меня вроде бы были открыты, но я видел почему-то только вереницы огненных теней, кружившиеся в странном быстром танце…

– …селезенка…

– …кровь в животе…

– …нет…

– …он тебя не видит, Тань…

– …толла…

– …сразу почти отключился…

– …будем вытаскивать…

– …держите его…

– …Таня, уйди!..

Больно. Мне стало очень больно, и эта боль рванула меня куда-то вверх, навстречу сыплющимся с небосклона звездам…

* * *

Я не умер, хотя Олька говорила – должен был. Наверное, толла все-таки не достала до селезенки – не знаю. Когда я пришел в себя, был уже конец января, – я провалялся без сознания больше двух недель.

Эти недели я тоже не помню. Просто временами в той темноте, где плыл я по нездешним рекам, меня настигала боль; в рот что-то вливалось – и боль уходила, вновь отправляя меня в дремотное путешествие без звуков, запахов, красок и ощущений.

Когда я открыл глаза – была ночь. Злобненький голосок снаружи выпевал песню вьюги: «Вью-у-у… вью-у-у… вею-у-у…» Меня окружала полутьма, подсвеченная отблесками костра, пахнущая людьми, дымом, жареным мясом, наполненная сонным дыханием и треском дров в очаге.

Боль в боку была, но какая-то поверхностная, как при заживающем порезе, который ненароком задел. Мне даже хотелось потянуться, но я лежал под одеялами и не стал этого делать. Вместо этого я повернул голову.

Справа от меня, скорчившись и положив голову на руки, скрещенные на коленях, сидела Танюшка. Я слышал ее затрудненное дыхание, а потом заметил – или это отсветы костра так пошутили? – круги возле глаз, какие бывают от усталости и недосыпа. Как пишут в старых романах – сердце мое дрогнуло от нежности (правда!), и я хотел ее окликнуть, но не успел – чья-то ладонь легла мне на губы, и я увидел над собой улыбающуюся физиономию Сергея под спутанными лохмами светлых волос, с белозубой и радостной улыбкой.

– Очнулся? – прошептал он. – Привет… Не трогай ее. Мы-то меняемся, а она около тебя днюет и ночует, не отгонишь… Попить, что ли?

Хорошо помню, что я спросил. Меня это почему-то так волновало в тот момент, что все остальные мысли выскочили из головы:

– Эй, а как… в смысле – кто… когда я в туалет?!

если ты хочешь любить меня

полюби и мою тень

открой для нее свою дверь

впусти ее в дом.

тонкая длинная черная тварь

прилипла к моим ногам

она ненавидит свет

но без света ее нет

если ты хочешь – сделай белой мою тень…

если ты можешь – сделай белой мою тень…

кто же кто еще кроме тебя?

кто же кто еще если не ты?

если ты хочешь любить меня

приготовь для нее кров.

слова ее все ложь

но это – мои слова.

от долгих ночных бесед

под утро болит голова

слезы падают в чай

но чай нам горек без слез… [21]

Было третье февраля, когда я, опираясь на плечо Танюшки, выбрался наружу. Я всегда ненавидел болеть и пользоваться чьей-то помощью. Но сейчас – другое дело. Танька вела меня, закусив губу, и лицо у нее было таким серьезным, что мне стало смешно…