по морде, как, откуда ни возьмись,
появился взводный и, оттащив Русакова, объявил ему четыре наряда на службу,
пообещав, что напишет рапорт и отдаст под суд за неуставные.
Валерка не привык жаловаться - не то воспитание. Однако его все давили и
давили, сжимая, как пружину. Что-то наверняка должно было произойти. Потому
что от всех этих наездов и заподлянок рядовой Русаков внутренне все больше
зверел и был готов завыть по-волчьи. Впрочем, скорее всего от тоски.
Особо сильная тоска пришла к нему сегодня, когда он уже заступил на
дневальство. После отбоя Бизон, шаркая кирзовыми шлепанцами, подошел к нему,
мывшему пол, и спросил:
- Ну ты чего, в натуре? Еще не раздумал упираться? Бизон это все
нормально сказал, даже благожелательно. Но Валерка упрямо сказал:
- Нет, еще думаю.
- Это хорошо, - кивнул Бизон, - только теперь, корефан, даже если ты
завтра к утру раздумаешь, то будет уже поздно. Ты свое слово сказал, теперь
мы скажем. Нам, конечно, до фени твой выпендреж. То, что ты не хочешь под
пули ехать, - это понятно. Кроме придурка Соловьева, ни у кого на это
желания нет. Но семь человек подписались в добровольцы, а ты - нет. Чем ты
их лучше, падла? Ты чей? Ничей. Ты дерьмо собачье. У тебя отец - кобель, а
мать - сука и воровка. Если б ты и впрямь не хотел ехать, то подошел бы,
спросил нас, мы б тебе объяснили, как и что делать. Но ты, козел, хочешь
показать, какой ты умный, а все дураки. Не знаю, на хрен тебе это надо, но
как прикол - это уже не смешно.
- Вам-то какое дело? - спросил Русаков. - Командирам - понятно, надо
прогнуться, а вы-то что? Вас все равно раньше не дембельнут. И позже - тоже.
- Потому что из-за тебя, полудурка, нам может быть хреново. Обидится
начальство, что не добрали добровольцев, и скинет разнарядку уже по всей
форме. Вместо вас, восьмерых, взвод потребует. И нас, "дедушек", под пули
погонит. А ни я, ни другие тоже помирать не нанимались. Понял?
- Вы тоже можете сказать "не хочу", и хрен поедете.
- А вот фиг ты угадал. Тогда и выбирать не дадут, а просто скажут: или в
Чечню, или в тюрягу за неисполнение приказа. Сидеть тоже не здорово. Я лично
не спешу.
- Это ты сам придумал? "Взвод потребуют", "приказом пошлют" - откуда ты
знаешь? Да может, если я упрусь, они и вовсе никого отсюда не потащат?
Сейчас вообще, говорят, только добровольцев туда посылать положено.
- Может, и так, только это уже твоя отсебятина пошла. А я знаю, что в
нашем родном войске положено. На что "положено", на то с прибором наложено.
Понял? Еще раз говорю, как другу: завязывай выступать и ехай. Иначе, блин,
мы тебя хором опетушим, усек? Кроме шуток!
- Ну так что, мне надо прямо сейчас срываться с наряда и бежать в штаб,
где уже никого нету, кроме дежурного? Орать там, что я, мол, все осознал,
раскололся и очень желаю в Чечне сдохнуть за "единую и неделимую"?
- Зачем? Ты можешь завтра, после того, как с наряда сменишься, рапорт
написать.
- Ты ж сам сказал, что завтра утром поздно будет.
- Правильно. Потому что ты, сучонок, моего человеческого обращения не
понял и вместо того, чтоб сразу сказать:"Раздумал!" - начал выдрючиваться и
корчить из себя Зою Космодемьянскую. За это тебя надо наказать. Другой бы на
моем месте уже рассердился и навешал тебе звездюлей. Но я, понимаешь ли,
человек от природы добрый, душевный. И отходчивый такой по жизни. Если ты не
ищешь себе приключений на задницу, а все трезво понимаешь, то придешь ровно
через час, без всяких напоминаний, к моей койке. Дорогу знаешь, не
заблудишься...
- Мне на тумбочку надо будет заступать, - перебил Валерка.
- Ничего, немного задержишься. Салабоша постоит, не лопнет... Так вот,
подойдешь к моей койке, встанешь в шаге от ее спинки. Потом примешь строевую
стойку, приложишь руку к головному убору и доложишь: "Товарищ "дед"
Российской Армии! Засранец Русаков для торжественного покаяния прибыл!" Не
запомнишь - повторишь, как положено. Громко и отчетливо, на всю роту. Потом
прочитаешь текст с бумажки, мы его уже приготовили. Он длинный, но надо без
запинки прочесть. Запнешься - прочтешь еще раз. Короче, там твое заявление о
том, что ты полностью каешься за свое не правильное и паскудное поведение и
обязуешься сразу после наряда написать рапорт добровольцем. А потом с
улыбкой на лице снимешь поясной ремень, возьмешь его в зубы и станешь на
колени. В таком положении проползешь от моей койки до тумбочки, а потом
обратно. На финише мы тебя ждать будем. Не вставая с колен, подашь мне
ремень. После этого спустишь штаны, получишь раз десять ремнем по заднице,
скажешь: "Спасибо за науку, господа старики!" Встанешь с колен, поклонишься
и пойдешь продолжать службу. Ну а завтра, само собой, напишешь, как тебе
хочется в Чечню поехать. И все.
- А если не приду? - Валерка задал этот вопрос, прекрасно зная ответ.
Бизон усмехнулся.
- Тогда мы сами за тобой придем, но разговор будет совсем другой. Бить
будем больно, но аккуратно. А потом в петуха превратим. Утром, на подъеме,
покукарекаешь. Пойми, козел, не шутят с тобой!
От этих последних слов у Валерки внутри аж похолодело. Да, Саня Бизон не
шутил. Он до армии с блатными водился - сам рассказывал. Не сидел, правда,
хоть и было за что. А Русаков еще по детдому знал, что сила и солому ломит.
Если б Бизон и один полез, то, конечно, отметелил бы Валерку. Правда, так
просто это у него бы не вышло, пару фингалов на морду он бы заработал. Но
Бизон один не придет. С ним пять-шесть, а то и десяток корешков будут.
Валерке и пары раз кулаками махнуть не дадут. Повиснут на руках и ногах, а
потом будут просто и безнаказанно бить. Никто из остальных, кто сейчас в
роте находится, не пикнет. Может, кому-то и не понравится то, что с Валеркой
будут делать, но ни один не вступится.
То, что Бизон пообещал после мордобоя, было хуже и страшнее во сто, даже
в двести крат. После этого точно - хоть в петлю, хоть в Чечню - здесь уже не
жить. В суд не подашь - свидетелей не найдется, а клеймо останется намертво.
Но и альтернатива, выражаясь по-научному, Русакову представлялась не
лучшей. Ладно, хрен с ними, мог бы Валерка и покаяние по бумажке прочесть, и
на коленях по полу проползти с ремнем в зубах... Но ведь эти гады его пороть
собрались! Это почти такой же позор, как быть оттраханным! Раба, блин,
нашли, негра!
А что делать? Чем защититься? Бежать к дежурному по части, жаловаться?
Был бы свой ротный, он бы, может, и понял. Но сегодня по части дежурит тот,
соседский, который и настропалил Бизона с его корешками на "воспитательную
работу" с Русаковым. Он просто пошлет Валерку на три буквы: "Не морочьте
голову, товарищ солдат! Идите и несите службу! Кто вам вообще позволил
отлучаться из роты?" Или что-то в этом роде. А Бизон за это "стукачество"
еще что-нибудь придумает. К своему ротному - в городок бежать? Ну, приведешь
его, может быть, в роту, а тут тишь да гладь да Божья благодать. Не
заставишь же его тут всю ночь сидеть, караулить Валерку? И даже если эту
ночь прокараулит, то что дальше?
Вот от всего этого безнадежества и напала на Валерку злая и беспощадная
тоска. Кажется, он уже начал смиряться с тем самым, предложенным Бизоном
добровольным позорищем. Все-таки из двух зол при желании