в
постсоветскую армию. И наверняка такое желание у папы было. Но - не у сына.
Тот бредил военной карьерой, причем никаких рациональных возражений своего
мудрого отца слышать не хотел. Среди этих возражений было и такое. Мол,
сынок, на хрен тебе идти в солдаты? Если уж пришла охота напялить погоны, то
поступай в какое-нибудь приличное училище, а лучше всего - на юрфак Военного
университета. Или в училище войск тыла. Профессии приличные, в нынешних
условиях очень полезные. Когда надоест тянуться и каблуками щелкать,
уволишься и станешь работать при папе. Но сын уперся и сказал: хочу все с
самого низу посмотреть. Папа вроде бы пригрозил, будто его из дому выгонит и
наследства лишит, но это на сына не подействовало. А когда папа его под
домашний арест посадил, он сгоряча полоснул себя по венам бритвенным
лезвием. Конечно, не до смерти, но впечатляюще. Поняв, что так можно и
единственного наследника лишиться, родитель подумал, что лучше дураку не
перечить и отправить его на службу. Дескать, пусть понюхает, что такое
армия, померзнет, потрет шею шинелькой, поскучает по маме с папой, послушает
командирский мат - глядишь, и перестанет себя считать кандидатом в Суворовы
(когда папа сыну предлагал в училище поступать, тот ему возражал, что
Суворов сперва шесть лет солдатом прослужил, а уж потом в генералиссимусы
выбился).
В общем, согласился папа. Но провел соответствующую работу. И в
военкомате, и дальше, по инстанции, чтобы сын его попал в такое место, где
ему все тяготы и лишения только краешком показали, а не в полном объеме. И
само собой - чтоб не в "горячую точку". Ну, кадрированная часть для этого
показалась самым подходящим местом. А еще папа придумал такой хитрый
вариант. Решил он послать вместе с сыном на службу одного из своих надежных
ребят, прапорщика ВДВ запаса. Этого самого прапорщика Гришу Середенко, 1968
года рождения, украинца (русскоязычного и российского гражданина), оформили
в войска по контракту на два года. Подопечный сынок прапорщика в лицо не
знал, потому что в папиной фирме тот охранял какую-то удаленную "точку" - не
то магазин, не то торговую базу. Это папаша специально сделал, чтоб у сынули
не было никаких сомнений, что он призывается по всем правилам. Для еще
большей достоверности парню вручили повестку не на то число, отругали его на
призывном пункте как следует, пристращали ответственностью "за уклонение" и
приказали прапорщику, который, разумеется, "совершенно случайно" ехал в ту
же часть, сопроводить призывника Соловьева Ивана Антоновича.
Прибыв к месту службы, прапорщик Середенко оказался старшиной карантина,
где проходил курс молодого бойца рядовой Соловьев. Здесь Соловьеву особых
поблажек не делали, гоняли, как и всех, но Середенко внимательно
приглядывал, чтоб никто хозяйскому дитяте не чинил неприятностей. Он был
лицом заинтересованным. Старший Соловьев на прежнем месте службы сохранял
ему всю зарплату в дополнение к прапорщицкому окладу. Поэтому в карантине
Середенко аккуратно и неназойливо отводил разные мелкие удары судьбы от
своего подопечного. Когда же молодой воин принял присягу, прапорщик был
переведен на должность старшины второй роты, той самой, куда был определен
рядовой Соловьев.
Господин Антон Соловьев инкогнито навестил часть, где предстояло служить
его сыну, еще за неделю до того, как юноша получил повестку "с вещами". Он
познакомился с командиром, узнал, какие существуют проблемы, в частности
материальные. А поскольку проблем было сверх головы, то общий язык они с
командиром нашли.
Конечно, папе не понравилось, что его сын будет ночевать в таком гнусном
месте, как старая казарма № 5. Но лучшего средства отвадить своего
наследника от воинского поприща, пожалуй, не было. Беспокоило папу и
положение дел с дедовщиной. Уговорились, что при первом появлении фингала на
физиономии Соловьева-младшего его положат в госпиталь, а вопрос об
увольнении по состоянию здоровья папа возьмет на себя. Так же, как и в том
случае, если, разочаровавшись, Ванечка попросится домой.
Однако все оказалось еще проще. У рядового Соловьева оказался отличный
почерк и способности к рисованию. Поскольку в воспитательной работе заметно
сменились акценты, то наглядная агитация, развешанная в части, мягко говоря,
не удовлетворяла современным требованиям. Поэтому Ваня Соловьев был срочно
мобилизован на замену наглядной агитации и оформительские работы. В клубе
части ему отвели помещение под мастерскую, а в смежной с мастерской комнатке
поставили койку с тумбочкой.
Сначала Ваня подозревал, что это все козни отца-злодея. Но ему в строгой
и нелицеприятной форме напомнили, что в армии он сам себе не хозяин - здесь
все по уставу и по приказу. Прикажут - будешь сортир чистить, а сейчас
приказали плакаты рисовать - выполняй. Приказ начальника - закон для
подчиненного. Рядовой Соловьев принял строевую стойку и ответил:
"Есть!"
Любой другой военнослужащий срочной службы, угодив в такие тепличные
условия - в клубе и теплый туалет с унитазом, и душ в раздевалке спортзала,
и телевизор с видаком, - быстренько забил бы болт на все проблемы типа
подъема в шесть и отбоя в двадцать два ноль-ноль, на зарядку и тренажи.
Однако Ваня повел себя совсем не так.
Дело в том, что те, кто подумал, будто это хилый, изнеженный и домашний
маменькин сынок, жестоко ошиблись. Ванечка Соловьев, в отличие от многих
прочих явно недокормленных призывников-одногодков, получал полноценное
питание и не отличался слабым здоровьем. Росточек в метр восемьдесят пять,
вес - девяносто два. Папа, еще не став бизнесменом, обеспечил ему нормальные
условия для занятий спортом, а позже, когда средства позволили, оборудовал
для чада персональный спортзал и нанял инструктора по карате. С не меньшей
тщательностью господин Соловьев следил и за стрелковой подготовкой отпрыска.
У Вани еще с четырнадцати лет была под рукой целая коллекция пневматических
ружей и пистолетов фирмы "Crosman Airguns", из которых он кучно дырявил
мишени в тире, оборудованном под папиным руководством в подвале их
загородного дома. Там же ему дозволялось попробовать свои силы и в стрельбе
из настоящего "ПМ", на который у Антона Борисовича было официальное
разрешение. Кроме всего прочего, Ваня уже с пятнадцати лет почти еженедельно
сопровождал родителя на охоту и метко бабахал из всякого куркового и
помпового гладкостволья, так же, как, впрочем, и из нарезных стволов разных
калибров, начиная с мелкашки и кончая "тигром".
Поэтому рядовой Соловьев, к полному непониманию своих коллег по второй
роте, прибегал точно к подъему в строй родного взвода и бодро бежал на
зарядку вместе с прочими "молодыми" ("дедушки", как водится, мероприятие
игнорировали). Потом, идеально заправив койку и проведя влажную уборку в
своем Личном спальном помещений) успевал Встать и строй роты, отправлявшейся
на завтрак, лопал, что дают, без критических замечаний, а после завтрака
проходил с ротой и тренаж, и утренний осмотр, и развод на занятия. Только с
развода он направлялся на свою халявную работу, где честно пахал до обеда.
Причем, несмотря на относительно высокое качество малевания, делал все очень
быстро и раньше срока. Отобедав