А потом, если с ними
неприятности случаются, жалеют. Конечно, те, кто живыми калеками остаются, а
не погибают.
- Я вам говорил, что хотел в Чечню ехать, Валентин Сергеевич? По-моему,
там как раз такая же ситуация.
- То-то и оно. Вам кажется, что это все как на компьютере: трах-бах! - я
попал, трах-бах - в меня попали, ерунда, у меня еще три "жизни" в запасе...
А тут ведь все по-настоящему. Один раз могут попасть - и все. Да и людей
убивать - не у всех духу хватает.
- Я это все понимаю, десять раз продумывал. И потом я вчера уже видел,
как все это бывает. Ничего, пережил.
- Да, это я знаю. Но все равно - сомневаюсь.
- Ну, так какой же третий вариант? - понастырничал Ваня.
- Хорошо. Скажу. Правда, с идеей отправиться в Чечню придется
распрощаться, но шансов испытать себя будет больше чем достаточно. Сразу
предупреждаю, что этот вариант - самый криминальный из всех трех.
- Вы из меня хотите киллера сделать? - предположил Ваня.
- Я лично не Бог, - серьезно сказал Фрол, - и не могу сделать из человека
кого-либо по своему образу и подобию. Каждый сам выбирает, кем стать. Можно
стать убийцей, можно стать киллером, можно боевиком, а можно - бойцом.
- Ну, допустим, разницу между боевиком и бойцом уловить можно, - заметил
Ваня, - а вот между киллером и убийцей какая?
- Убийца - это тот, кто убивает просто так. Со страху, со злости, с дури
или случайно. Или для удовольствия, как маньяки. Киллер убивает за деньги.
Одни любят свою работу, другие - нет, но убивают, потому что другого способа
заработать не имеют. Иногда абсолютно не знает, кого и за что, но убивает. А
иногда прекрасно знает, кого, жалеет, но убивает. Профессия!
- Но вы-то мне кем предложите стать?
- Бойцом. Это серьезно. Я, кстати, не уверен, что вы эту самую разницу
между боевиком и бойцом понимаете. Может, конечно, и я ее не совсем понимаю,
но боевик - это что-то плохое, верно? А боец - нечто благородное. Поэтому
хочу дать вам возможность стать бойцом.
- А почему это криминальный вариант?
- Ну, во-первых, потому, что вы - формально, во всяком случае -
преступник, а я вас собираюсь укрыть от меча правосудия. Во-вторых, потому,
что вам, если вы примете этот третий вариант, придется очень часто нарушать
действующие законы. В-третьих, возможно, что действовать иногда придется
против государства.
- Скажите, Валентин Сергеевич, вы иностранный агент, что ли? - усмехнулся
Ваня. - Или вы чекист, который мне проверку на вшивость устраивает?
- Нет, - покачал головой Фрол, - думаю, что я ошибся. До третьего
варианта вы просто не доросли. Выбираю второй. Через пару дней максимум
передадим вас папе и забудем об этом разговоре.
- Извините, - забеспокоился Ваня, - я не сказал, что не согласен. Я
просто не понял, всерьез вы или шутите... И потом я хочу разобраться в том,
на что решаюсь.
- Вот слова, достойные не мальчика, но мужа. Приятно слышать, что тебе
хочется разобраться. И я уверен, что главное - ты хотел бы разобраться в
себе. Например, чего именно тебе хочется от жизни: долгого гниения или
яркого горения? Романтик ты или прагматик? Трус или боец?
Фрол заметно повысил эмоциональный уровень беседы и перешел на "ты". Ваня
обижаться на это не стал и продолжал обращаться к Фролу на "вы". Причем
относительно спокойно.
- Да, вы правы, - согласился Соловьев, - я хотел бы в этом разобраться.
Но...
- Но страшно? - попытался угадать Фрол.
- Но еще мне хотелось бы разобраться в том, кто вы, - напомнил Ваня. - То
есть в том, что вы бандит, я не сомневаюсь. Но сказать так - значит, ничего
не сказать. Я, например, знаю, что мой отец - бандит, и убежден, что все
очень богатые или просто богатые люди - в какой-то степени бандиты. Они либо
сами возглавляют банды, либо добровольно-принудительно содержат их за свой
счет.
- В принципе верно, - кивнул Фрол. - Но вообще-то я не люблю, когда меня
бандитом называют. Неприятно. Сразу видишь в воображении какого-то небритого
типа...
Ваня осторожно улыбнулся, имея в виду Фролову щетину на щеках. Валентин
Сергеевич это заметил и тоже усмехнулся:
- Ну, что сделаешь, не побрился. Я ведь еще вчерашний рабочий день
продолжаю... Так вот. По традиции считают, что бандит - это лентяй, дуболом,
громила, который только и мечтает о том, чтоб хапнуть где-то побольше,
нажраться, трахнуть пару телок, если потенция позволяет, просадить все, что
останется, в очко или в буру, а потом опять сходить на дело, если за
предыдущее не посадят. В общем, по формуле Леонова из "Джентльменов удачи":
"Украл, выпил - в тюрьму! Украл, выпил - в тюрьму!" Это примитив, знаешь ли.
- Я понимаю, - кивнул Ваня, - но что же тогда бандитизм?
- Как любил говорить один мой покойный друг, Юра Курбатов: "Современный
бандитизм - это нелегкий и упорный труд". Когда-то мы с ним вместе совсем
сопливыми летехами в Афгане пыль глотали. Чуть-чуть постарше тебя были: мне
- двадцать четыре, ему - двадцать три. Я оттуда ушел майором, он в тюрьму
сел. Где-то в девяностом году встречаемся в столице, я как раз в академию
приезжал поступать. На мне, само собой, форма, на нем - французский
костюмчик. И денег при Юрке столько, что мне за двадцать лет не заслужить.
Пригласил на халяву в ресторан, посидели, выпили, порассказывали про жизнь.
Я насчет не его спрашивал не назойливо, но быстро понял, что он после зоны
ушел в криминал.
- И вы ему позавидовали? - предположил Соловьев. - Одежде, деньгам,
возможности в ресторан ходить?
- Вот и не угадал. Знаешь, чему я позавидовал? Свободе! Вот ты уже год в
армии отслужил и должен понимать, что большинство там себя рабами чувствуют.
Не бойцами, не воинами, а рабами. Согласен?
- В общем, да. Насчет офицеров не знаю, а вот большинство солдат, это вы
правы, если б закона не боялись, то в армию бы ни за что не пошли.
- А я вот был офицер. И в училище сам поступил, и в Афган, можно считать,
по доброй воле поехал - мог бы при желании в Московском округе зацепиться.
Но потом, не помню уж, когда, стал чувствовать, что я раб. Раб, который
рабами командует и рабам подчиняется. Где-то там, наверху, кому-то
захотелось в добренького поиграть или к Западу подольститься - взял и вывел
нас с Афгана. Вроде действительно благое дело: ребят пожалел, деньги сберег,
которых там немало на фу-фу ушло. Да и вроде бы там весь народ против нас,
нельзя против народа воевать. Но получилось, что ушли мы оттуда битыми. Мы,
Красная Армия, "непобедимая и легендарная", которая Гитлера и самураев
сделала за четыре года, не смогла за девять лет этих щербатых чурок
воспитать? Почему? А потому, что нам не дали. Утенок с пятнышком запретил!
Между прочим, Наджиб после нас еще четыре года продержался, даже в 1992
году, когда уже Союз звездой накрылся, еще сражался, хотя мы его, можно
считать, бросили. Значит, не весь народ там был против нас, верно? А
штатники духам все подкидывали и подкидывали, потому что свое дело знали
глухо. Но война-то сейчас там все равно идет. Кто-то за что-то дерется,
Кабул, говорят, уже по камешкам разнесли...
- Я вас понял, - осторожно вклинился в тираду Ваня. - Вам противно, что
вы вынуждены были уйти, подчиняясь приказу? Но ведь армии без приказа не
существует...
- Про то я и