Великолепный век Сулеймана и Хюррем-Султан - читать онлайн книгу. Автор: П. Дж. Паркер cтр.№ 66

Бой вокруг меня продолжался. За несколько минут весь немецкий гарнизон был истреблен. Я пришел в ярость: янычары устроили резню на улицах города. Я смотрел на происходящее, не веря собственным глазам. Мои солдаты убивали все живое.

Я ничего не мог поделать, моя любимая. Я утратил власть над своими янычарами, и они впали в неистовство…

Пока моя красавица Тугра умирала, я не отходил от нее. Пытался остановить кровь, зажав рану ладонью, но все было бесполезно. Глаза ее затуманились, но она продолжала печально смотреть на меня.

Моя верная Тугра умерла, ее потеря стала для меня огромным горем. Кажется, я даже плакал по ней, хотя никто ничего не видел — вокруг меня лежали одни мертвецы.

Наконец ко мне подошел мой ичоглан Давуд. Он поднял меня на ноги и сопроводил в мой шатер. Он служит мне большим утешением».

В глазах Хюррем сверкнул гнев, который вскоре снова растворился в горе.

«Любимая, мы выступили в поход на Вену. Жаль, что тебя нет со мной рядом. Я заключил бы тебя в объятия, а ты утешила меня…

Люблю тебя больше, чем весну и лето, вместе взятые, мой нежный тюльпан. Ты мой цветущий сад, мой Эдем. Пожалуйста, обещай, что всегда останешься со мной на этой земле и никогда не покинешь меня в смерти.

Я буду всегда любить тебя.

Твой преданный слуга — Сулейман».

Хатидже положила письмо и обняла Хюррем.

Они горевали несколько часов; мысли их были далеки от прекрасного дворца, в котором они находились. Они перенеслись на север, где продолжался военный поход.

Когда солнце почти закатилось и минареты Айя-Софии стали отбрасывать длинные тени на купола и парк Топкапы, Хюррем отважилась войти в покои валиде-султан. С сокрушенным видом она протянула письмо женщине, к которой привыкла относиться почти как к родной матери. Хафса молча прочла письмо и, встав с дивана, стала расхаживать по комнате. Хюррем следила за ней взглядом. Валиде-султан в гневе ударила кулаком по вазе, сбросив ее на пол.

— Ублюдок! — воскликнула она наконец, гневно глядя на Хюррем.

— Что? Кто? — испуганно спросила та.

— Ибрагим! Это он отдавал приказы янычарам! Они бы и пальцем никого не тронули, если бы он им не позволил!

— Но ведь великий визирь должен лишь исполнять желания султана!

— Нет, дорогая моя, Ибрагим давно вынашивает коварные замыслы, а Сулейман в своей слепоте и доверчивости ничего не замечает.

Хюррем в тревоге стала ломать руки:

— Но…

— Сулейман очень доверчив и считает себя непобедимым… Он отказывается верить даже намекам о возможном коварстве Ибрагима! Его ослепляет дружба, которая соединяла их всю жизнь. Хотя Ибрагим больше не ублажает моего сына в постели, он продолжает ублажать его другими средствами… Ах, доверчивость — главная слабость Сулеймана! Змей Ибрагим обманул даже меня… Он втерся ко мне в доверие… Мне казалось, что я сумею по-своему повлиять на него, но письмо Сулеймана доказывает, что это не так.

Хюррем задумалась; страх за любимого сковал ее сердце.

Давуд торжественно скакал рядом с султаном. Сулейман рассеянно потрепал по гриве своего нового коня и опустил голову. Подергал густую гриву, погладил мускулистую шею жеребца.

Давуд видел, что боль потери сквозит в каждом движении и в каждом взгляде его любимого. Лицо Сулеймана было мрачно; глаза налились кровью, веки распухли. Он ссутулился в седле. Давуд взял его за руку, безмолвно утешая. Они продолжали медленно рысить в длинном строю янычар.

Ибрагим и Запольяи скакали на пол-лиги впереди, во главе войск союзников. Давуд разглядел нескольких разведчиков, которые вышли из долины и приблизились к двум полководцам. Они несколько минут посовещались, а затем Ибрагим развернул своего скакуна и помчался к султану.

Давуд с подозрением следил за подъезжающим великим визирем. Неспроста он так широко улыбается, неспроста так блестят его глаза! Ибрагим развернул коня, чтобы ехать по другую сторону от султана.

— Новости из Вены, господин, — сказал он, отдышавшись. — Фердинанду не удалось заручиться помощью своего брата Карла, поэтому он в страхе бежал из города. Жители Вены слышали о наших подвигах в Пеште и оцепенели от ужаса, узнав о приближении нашего войска. Их бросили, предоставив самим сражаться за свою жизнь.

— Они капитулируют без кровопролития? И янычары не тронут их? — подавленно спросил султан.

— Не сомневайся, мой господин. Я собрал офицеров и поговорил с ними, приказав, в свою очередь, поговорить с солдатами. Уверяю тебя, Сулейман, друг мой, они не сделают ничего помимо моего личного приказа.

— Благодарю тебя, великий визирь, — негромко проговорил Сулейман, коснувшись плеча Ибрагима. Однако дружеское прикосновение не удалось — Ибрагим подхлестнул коня и поскакал в начало колонны. Давуд посмотрел ему вслед и повернулся к Сулейману.

«Ты ничего не видишь, да, господин?» — подумал он.

К концу сентября объединенные силы находились в сердце Австрии. Им предстоял последний бросок до Вены. Солдаты безжалостно сжигали деревни, попадавшиеся им на пути. Крестьян, которые не желали переходить на их сторону, резали или угоняли на невольничьи рынки на Востоке. Давуд заметил, что самыми жестокими показали себя венгры под командованием Запольяи. Они мстили своим врагам-австрийцам, и никто не мог сравниться с ними свирепостью. Когда по пути они встретили несколько тысяч женщин, детей и стариков, которых эвакуировали из Вены, чтобы сэкономить запасы продовольствия в городе, началась ужасная резня. Венгерские войска окружили караван беженцев и резали всех, кто пытался бежать или просил пощады. Солдаты насиловали женщин и убивали детей. Долины оглашались криками умирающих.

Ибрагим вошел в шатер Сулеймана, вытирая окровавленные руки о траву. Смеясь, он бросился на землю рядом с султаном.

— Господин мой, жаль, что тебя не было с нами. Ты получил бы большое удовольствие от женщин и мальчиков… Ужас в их глазах лишь усиливал удовольствие. Поверь, овладеть женщиной в последнюю минуту ее жизни — ни с чем не сравнимое наслаждение!

Сулейман неприязненно поморщился.

Давуд переводил взгляд с Ибрагима на Сулеймана и обратно.

Ибрагим расхохотался и снова встал, схватив себя за плоть между ног. Когда он выбежал из шатра, чтобы присоединиться к своим солдатам, его кафтан распахнулся, обнажив его мужское достоинство, покрытое кровью. Ярость закипела в сердце Давуда. Он подошел к выходу из шатра и с порога обернулся к Сулейману.

— Почему ты позволяешь такое? — воскликнул он. — Как можно допустить, чтобы солдаты резали невинных людей? Ведь это самое обыкновенное убийство!

Сулейман, всецело захваченный своими мыслями, покачал головой:

— Давуд, здесь триста тысяч солдат. И мы ведем войну. Мы не делаем ничего такого, чего не делали Габсбурги с народами Европы во время своих кровопролитных завоеваний. Мне не нравится то, что здесь творится… И все же война есть война.