Младший лейтенант Букашев со своими орлами первым перемахнул
через ограду и ворвался на огород. То, что он увидел, показалось ему
невероятным. Не увидел он горы вражеских трупов, не увидел сдающихся в панике
солдат противника. Он увидел разбитый самолет, у которого правая верхняя
плоскость была срезана осколком и висела на тонких тросиках, а хвост вообще
валялся в стороне.
Недалеко от самолета на развороченной земле лежал
красноармеец с голубыми петлицами, а над ним безутешно рыдала женщина в
расстегнутой телогрейке и с растрепанными волосами.
Букашев остановился. Остановились и подбежавшие за ним
бойцы. Задние привставали на цыпочки, чтобы рассмотреть, что происходит
впереди. Младший лейтенант, смущенно потоптавшись, стащил с головы каску. Бойцы
последовали его примеру.
Подошел и полковник Лапшин. Тоже снял каску.
– Как фамилия этого красноармейца? – спросил он у женщины.
– Чонкин это, Ваня, муж мой, – сказала Нюра, заливаясь
слезами.
С грохотом подъехал бронетранспортер. Из него выскочили
автоматчики и стали теснить красноармейцев, расчищая путь тяжело вылезавшему
генералу. Разобрали часть изгороди, чтобы комдиву не пришлось задирать ноги.
Заложив руки за спину, генерал не спеша прошел к самолету. Увидев лежавшего на
земле Чонкина, медленно стянул с головы папаху.
Подбежал полковник Лапшин.
– Товарищ генерал, – доложил он, – задание по ликвидации
банды Чонкина выполнено.
– Это и есть Чонкин? – спросил Дрынов.
– Да, товарищ генерал, это – Чонкин.
– А где же банда?
Полковник растерянно закрутил головой. В это время дверь
избы отворилась, и несколько вооруженных красноармейцев вывели связанных людей
в серых мундирах.
– Вот она, банда, – сказал сзади кто-то из красноармейцев.
– Какая же это банда? – появился откуда-то Ревкин. – Это
наши товарищи.
– Кто сказал про них «банда»? – спросил генерал и вгляделся
в напиравших друг на друга красноармейцев. В рядах произошло некоторое
замешательство. Бойцы попятились. Каждый старался спрятаться за спиной другого.
– Развязать их! – приказал генерал полковнику Лапшину.
– Развязать! – приказал полковник младшему лейтенанту
Букашеву.
– Развязать! – приказал Букашев бойцам.
– Где же все-таки банда? – спросил генерал, всем корпусом
поворачиваясь к стоявшему сзади Ревкину.
– А это надо у него спросить, – сказал Ревкин и показал на
подъезжавшего в двуколке председателя Голубева. – Иван Тимофеевич! – закричал
он ему. – Где же банда?
Голубев привязал лошадь к забору и подошел.
– Какая банда? – спросил он, с жалостью глядя на вчерашнего
своего собутыльника.
– Ну как же, – заволновался Ревкин. – Помнишь, я тебе звонил
по телефону, спрашивал насчет вот товарищей, кто их арестовал? А ты мне сказал:
«Чонкин со своей бандой».
– Я не говорил с «бандой», – нахмурился Голубев. – Я сказал
«с бабой». С ней вот, с Нюрой.
Услыхав свое имя, Нюра зарыдала еще пуще. Горючая слеза
упала на лицо Чонкина. Чонкин вздрогнул и открыл глаза, потому что он был не
убит, а только слегка контужен.
– Жив! Жив! – прошелестело среди бойцов.
– Ванечка! – закричала Нюра. – Живой!
И стала покрывать лицо его поцелуями. Чонкин потер висок.
– Что-то я долго спал, – сказал он неуверенно и вдруг увидел
над собой много любопытных лиц. Чонкин нахмурился и остановил взгляд на одном
из стоявших над ним людей, а именно на человеке, который держал в руке папаху.
– Кто это? – спросил он у Нюры.
– А бес его знает, – сказала Нюра. – Какой-то начальник, я в
их чинах не разбираюсь.
– Так это ж генерал, Нюрка, – подумав, сказал Иван.
– Да, я генерал, сынок, – ласково сказал человек с папахой.
Чонкин смотрел на него недоверчиво.
– Нюрк, – спросил он взволнованно, – а я, случаем, не сплю?
– Нет, Ваня, ты не спишь.
Чонкин ей не очень поверил, но подумал, что генерал есть
генерал и к нему надо относиться соответственно даже во сне. Он пошарил по
земле рукой и, найдя лежавшую рядом пилотку, напялил ее на уши. Поднялся на
нетвердые ноги и, чувствуя легкое головокружение и тошноту, приложил
растопыренные пальцы к виску.
– Товарищ генерал, – доложил он, глотая слюну, – за время
вашего отсутствия никакого присутствия…
Не зная, что говорить дальше, он замолчал и, часто хлопая
ресницами, уставился на генерала.
– Послушай, сынок, – сказал генерал, надевая папаху, –
неужели ты один сражался с целым полком?
– Не один, товарищ генерал! – Чонкин подтянул живот и
выпятил грудь.
– Значит, все-таки не один? – обрадовался генерал. – А с кем
же?
– С Нюркой, товарищ генерал! – Приходя в себя, рявкнул
Чонкин.
Среди красноармейцев раздался смех.
– Кто там смеется?! – Генерал разгневанно стрельнул глазами
по толпе. Смех сразу стих. – Смеяться нечего, мать вашу так! – продолжал
генерал, постепенно припоминая все известные ему выражения. – Раздолбаи
трах-тарарах… целым полком не могли справиться с одним говенным солдатом. А ты,
Чонкин, я тебе прямо скажу, – герой, хотя на вид обыкновенный лопух. От имени
командования, так твою мать, объявляю тебе благодарность и награждаю орденом.
Генерал сунул руку под плащ-палатку, снял с себя орден и
прикрутил его к гимнастерке Чонкина. Вытянувшись по стойке «смирно», Чонкин
покосился на орден и перевел взгляд на Нюру. Он подумал, что хорошо бы
сфотографироваться, а то ведь потом никто не поверит, что сам генерал вручал
ему этот орден. Он вспомнил Самушкина, старшину Пескова, каптенармуса
Трофимовича. Вот бы перед ними сейчас показаться!..
– Товарищ генерал, разрешите обратиться! – Лейтенант
Филиппов молодцевато кинул руку к виску.
Генерал вздрогнул и посмотрел на лейтенанта без особой
приязни. Не успели развязать, а он уже лезет.
– Ну говори, – сказал генерал неохотно.