— Прекрасно. Я открою его своим способом.
Сжав губы, он поднял ногу и ударил ею по сундуку.
Маркейл скривилась, но постаралась скрыть возмущение.
Уильям бил и бил, пока, наконец, петли не сдались и сундук не опрокинулся на бок.
— Это была пустая трата времени. Твоей реликвии там нет.
Нагнувшись, Уильям перевернув сундук, и на пол вывалилась радуга шелковых платьев и масса туфель вперемешку с несколькими сорочками из тончайшего батиста.
Маркейл была вынуждена подавить желание вскочить и собрать свои вещи, так как не могла этого сделать, не выставив напоказ дорожную сумку, и довольствовалась угрозой:
— Ты за это заплатишь.
— Уже заплатил.
Он поворошил ногой одежду, мокрым сапогом пачкая наряды.
— О, ради Бога, Уильям! Убери свои грязные сапоги от моей одежды! Ты ее испортишь!
Он нагнулся и поднял особенно прозрачную батистовую сорочку.
— Очень милая. Полагаю, ее подарил тебе Колчестер.
— Нет, я сама купила. От газового освещения в театре очень жарко, а чем легче сорочка, тем прохладнее.
Бросив ее на пол, Уильям взял длинную шелковую ночную рубашку и, подняв ее вверх, встретился взглядом с Маркейл.
— С каких пор ты начала надевать в постель ночную рубашку?
У Маркейл вспыхнули щеки.
— Джентльмену не пристало говорить о столь деликатных подробностях.
— А леди не пристало иметь такие подробности в своем прошлом, — парировал он.
Маркейл чувствовала, что заслужила упрек. Во всяком случае, Уильям прав — прежде она не надевала в постель ночную рубашку. Но все эти годы, после того как она его оставила, ей было мучительно одиноко, особенно по ночам. В ночной рубашке она чувствовала себя не такой уязвимой и беззащитной, как бы наивно это ни казалось.
— С тех пор многое изменилось, — пожала плечами Маркейл.
— Не сомневаюсь. — Уильям бросил ночную рубашку рядом с сорочкой и огляделся вокруг. — Ты привезла еще какой-нибудь багаж?
— Нет, только сундук.
Он подошел к комоду и, вытаскивая каждый ящик, заглядывал в него, под него и за него.
— Ты зря тратишь время, Херст.
Не обращая на нее внимания, Уильям обыскал всю комнату и, в конце концов, с хмурым видом остановился перед Маркейл.
Пока он был занят своим делом, она занималась своим. Под юбками Маркейл каблуком ботинка сильно нажала на сумку, и та чуть подвинулась, а потом и вовсе исчезла.
Маркейл бросила взгляд на дверь. Что, если сейчас появится мисс Чаллонер?
Они оба хотят заполучить ониксовую шкатулку, значит, Маркейл нужно как можно быстрее выпроводить отсюда Уильяма — как угодно, любым способом она должна это сделать.
— Как ты сам убедился, твои поиски оказались напрасными.
Скрестив руки на груди, Уильям покачивался на каблуках, словно готовился встретить шторм.
— Я знаю тебя, Маркейл Бичем, и знаю, что ты лжешь. В этом вся твоя натура.
Спокойная уверенность, с которой он говорил, привела Маркейл в замешательство. Она рассматривала его из-под ресниц, недовольная тем, что он так легко заполняет всю комнату — он был таким большим и таким настоящим.
— Встань! — неожиданно прищурившись, приказал Уильям.
— Уильям, — она вцепилась в постельное белье по обе стороны от себя, — я не…
— Вставай немедленно.
— Зачем? Ты же видишь, что я…
— Если ты не встанешь, я подниму тебя — и тебе придется долго вспоминать этот эпизод.
Маркейл была глубоко возмущена тем, что все ей приказывают — неизвестный шантажист, загадочная мисс Чаллонер и вот теперь Уильям.
— Я останусь там, где я нахожусь. — Она сложила руки на груди. — Ты ворвался сюда, швырнул меня, словно тряпичную куклу, вытряхнул на пол всю мою одежду и затоптал ее своими грязными сапогами и теперь думаешь, что можешь диктовать мне, что делать? Я уже давно не наивная, безответная дурочка. Ты убедился, что у меня нет того, что ты ищешь, так что говорить больше не о чем.
Она вскинула подбородок.
— Не торопи меня.
Уильям с ледяным спокойствием пронзал ее взглядом.
— Ты не слышал меня? — горя от негодования, надменно произнесла она. — У тебя нет причин здесь оставаться. Уходи сейчас же.
К удивлению и тревоге Маркейл, он повернулся, взял кресло, в котором она перед этим сидела, и поставил его рядом с кроватью, а потом сел в него и слегка покачался.
— Пожалуй, достаточно прочное.
— Достаточно прочное — для чего?
— Для этого.
С этими словами Уильям наклонился вперед и, схватив ее за запястье, резким рывком привлек к себе.
На ней оставался только один ботинок, и тот не зашнурованный, и Маркейл старалась не потерять его, но когда Уильям потянул ее вперед, она наступила на собственный шнурок, опрокинулась и упала.
Его свободная рука метнулась змеей, и Уильям, легко подхватив Маркейл, положил ее к себе на колени лицом вниз, так что ее свесившиеся волосы не позволяли ей ничего видеть. В то мгновение, когда она поняла, что он собирается сделать, Маркейл протянула руки, чтобы прикрыть зад, но Уильям оказался проворнее. Зажав ее обе кисти в одной руке, он легко убрал ее руки в сторону.
— О нет, моя маленькая лгунья. От этого не уйти. Ты заслуживала шлепки с первой нашей встречи, и сейчас я, наконец, осуществлю свое желание.
Глава 6
Письмо Майкла Херста брату Уильяму из древней Александрии.
«Прошлой ночью, копаясь в старинных текстах в библиотеке правителя, с которым она подружилась, мисс Смит-Хотон обнаружила нечто очень интересное. Ей присуща способность становиться «любимицей» людей, обладающих властью. Хотя это весьма раздражает, зато открывает перед тобой некоторые двери.
Моя ассистентка, по-видимому, считает, что нашла упоминание об амулете, который может быть амулетом Херста. Если она права, это может означать, что я ищу чертову штуковину не в той стране — возможно, даже не на том континенте.
Очень досадно потратить столько сил, пытаясь найти что-то, а потом услышать, как тебе грубо говорят, что ты ошибался, ошибался, ошибался. Почему я терплю эту женщину? Одному Богу известно».
Секунду Маркейл старалась восстановить дыхание, ужасно раздосадованная тем, как упала. Упершись руками в край кресла, она попыталась подняться, но Уильям прижал ее, положив одну руку ниже ягодиц, а другую на спину.
Маркейл схватила Уильяма за колено и постаралась выпрямиться, но он крепко держал ее. Если бы таким образом ее держал какой-то другой мужчина, она испугалась бы за свою безопасность, но сейчас чувствовала только негодование и ни капли страха. Уильям никогда не причинит ей зла намеренно, он слишком беспокоился о своих собственных сестрах, чтобы когда-нибудь перейти эту черту.