Карло переглянулся с Пелагией и пожал плечами:
– Он всегда такой.
Вышел доктор Яннис и, увидев капитана на коленях перед своей дочерью и отметив смущенное выражение на ее лице, сказал:
– Капитан Корелли? Мне необходимо переговорить с вами. Немедленно.
Сильно удивившись властности, прозвучавшей в голосе старика, Корелли сконфуженно поднялся и протянул руку. Доктор своей не подал и сухо произнес:
– Я требую объяснений.
– Каких? Я ничего не сделал. Прошу прощения, я всего лишь шутил с вашей дочерью. – Он беспокойно переминался, с огорчением понимая, что начал неудачно.
– Я хочу знать, зачем вы испоганили памятник?
– Памятник? Простите, но…
– Да, памятник. Тот, что находится на середине моста, построенного де Боссе. Его осквернили.
Капитан недоуменно сдвинул брови, а затем лицо его прояснилось.
– А, вы имеете в виду тот мост в Аргостолийской бухте? И что с ним случилось?
– На обелиске было написано «Во славу Британского народа». Я узнал, что кто-то из ваших солдат соскоблил надпись. Вы что думаете – вам так легко удастся подчистить нашу историю? Неужели вы настолько глупы, что считаете, будто мы забудем, о чем в ней говорилось? Значит, так вы ведете войну – соскабливая надписи? Что же это за героизм такой? – В голосе доктора зазвучала страстность. – Скажите, а понравилось бы вам, капитан, если бы мы уродовали надгробия на итальянском кладбище?
– Я не имею к этому никакого отношения, синьор. Ваши обвинения не по адресу. Я приношу извинения за нанесенное оскорбление, но, – он пожал плечами, – не я и не мои солдаты принимали это решение.
Доктор нахмурился и поднял палец, тыча им в воздух.
– Не существовало бы ни тирании, ни войн, капитан, если бы фавориты не забывали о совести.
Капитан, как бы ища поддержки, взглянул на Пелагию, испытывая невыносимое ощущение, будто его снова отправили в школу.
– Я должен возразить, – вяло произнес он.
– Вы не можете возражать, извинений этому нет. И почему, скажите на милость, в наших школах запрещено преподавание греческой истории? И почему все обязаны изучать итальянский, а?
Пелагия про себя улыбнулась; она сбилась со счета, как часто слышала рассуждения отца об абсолютной необходимости и совершенной обоснованности обязательного изучения в школах итальянского языка.
Капитан почувствовал, что ему хочется съежиться, как маленькому мальчику, которого застали за воровством из коробки конфет, оставленных на воскресенье.
– В итальянской империи, – проговорил он, прямо-таки ощущая, как горчат эти слова, – логично, чтобы все изучали итальянский… Полагаю, причина в этом. Повторяю, я не в ответе за это. – Было заметно, что он вспотел. Доктор ожег его заготовленным испепеляющим взглядом.
– Прискорбно, – проговорил он.
Повернувшись на каблуках, доктор вошел в дом и присел к столу, очень довольный собой. Дотянулся и пощекотал Кискисе усы, чем вызвал ее недовольство, и поделился с ней:
– Дали мы ему прикурить!
Ошеломленный капитан Корелли остался стоять во дворе, и Пелагии было жаль его.
– Ваш отец… – проговорил он, но больше слов не нашел.
– Да, он такой, – подтвердила Пелагия.
– Где я буду спать? – спросил Корелли, обрадовавшись возможности переменить тему; все его хорошее настроение улетучилось без остатка.
– Вы займете мою постель, – сказала Пелагия.
В других обстоятельствах Антонио Корелли не преминул бы радостно спросить: «Значит, мы будем делить ее? Как гостеприимно!» – но теперь, после слов доктора, это сообщение его испугало.
– Об этом не может быть и речи, – отрывисто произнес он. – Сегодня я переночую во дворе, а завтра попрошу подыскать мне другое жилье.
Пелагию поразило смятение, возникшее у нее в груди. Разве может у нее внутри что-то хотеть, чтобы этот иностранец, вмешавшийся в чужую жизнь, остался? Она вошла в дом и сообщила отцу, что итальянец собирается съехать от них.
– Он не может уйти, – сказал доктор. – Как же я буду запугивать его, если его здесь не будет? И как бы там ни было, он кажется симпатичным парнем.
– Папакис, ты заставил его чувствовать себя букашкой. Мне было почти жалко его.
– Не почти, а было жалко, корициму. Я это видел по твоему лицу. – Доктор взял дочь за руку и вышел с ней во двор.
– Молодой человек, – обратился он к капитану, – вы остаетесь здесь, нравится вам это или нет. Вполне вероятно, что ваш квартирмейстер решит навязать нам кого-нибудь похуже.
– Но постель вашей дочери, дотторе? Это будет не… это будет ужасно!
– Ей будет удобно на кухне, капитан. Мне безразлично, насколько неловко вы себя чувствуете, это не моя проблема. Захватчик не я. Вы понимаете меня?
– Да, – подавленно сказал капитан, не вполне понимая, что с ним происходит.
– Кирья Пелагия принесет вам воды, кофе и «мезедакию» перекусить. Вы увидите, что мы не лишены гостеприимства. Это наша традиция, капитан, – быть гостеприимным даже к тем, кто этого не заслуживает. Это вопрос чести – повод, который вам может показаться до некоторой степени чуждым и неведомым. Ваш внушительных размеров друг также получает приглашение присоединиться к нам.
Смущенные Карло и капитан сели за стол: крохотные пирожки со шпинатом, жареный кальмар и фаршированная рисом долма. Доктор сердито посматривал на них, внутренне восхищаясь успешным началом своего нового плана сопротивления, а оба военных избегали его взгляда, отпуская вежливые и непоследовательные замечания по поводу красоты вечера, невероятных размеров оливы и любого постороннего предмета, что приходил им на ум.
Затем благодарный Карло отбыл, а капитан с несчастным видом уселся на кровать Пелагии. Подошло время ужина, и, несмотря на съеденную закуску, в животе у него привычно урчало. На него навалилась слабость от мысли еще раз поесть той чудесной еды. К нему заглянул доктор:
– Вашу проблему можно решить тем, чтобы есть побольше луку, помидоров, петрушки, базилика, душицы и чеснока. Чеснок послужит антисептиком для трещин, а все остальное, вместе взятое, смягчит стул. Очень важно не напрягаться, а если вы едите мясо, оно всегда должно сопровождаться большим количеством жидкости и овощным гарниром.
Он вышел из комнаты, а капитан проводил его взглядом, чувствуя, что его оскорбили самым ужасным образом. Как старик узнал, что он страдает геморроем?
В кухне доктор спросил Пелагию, заметила ли она, что капитан ходит очень осторожно и временами морщится.
Отец с дочерью сели ужинать и застучали по тарелкам ножами и вилками, пока не уверились, что итальянец умирает с голоду и чувствует себя, как мальчик-оборвыш, которому в школе объявили бойкот, после чего пригласили его присоединиться.